Хроники ближайшей войны

Вопрос «За что?!», если попытаться говорить хладнокровно, имеет в этой ситуации два смысла. Первый - в чем провинились люди, погибшие во время взрыва между «Автозаводской» и «Павелецкой» 6 февраля этого года? Этот вопрос имеет смысл метафизический, отвечать на него я не стану, потому что не имею таких полномочий.

Но есть еще и вполне конкретный вопрос. Если человек гибнет на войне - он гибнет за что-нибудь. За Родину. За вождя. За идею. Если он гибнет просто так - страшнее и ему, и оставшимся.

– Володя, у вашей мамы были какие-нибудь политические симпатии?

– Она активная комсомолка была,- говорит Ольга Ивановна.

– Да, у нее, как у всех, был этап коммунистический,- перестройки, она ходила к Белому дому и кормила защитников в девяносто первом году. А когда начались все эти прыжки с ценами и прочая, мы ее все корили: не тех кормила! В последнее время она на выборы не ходила ни разу. Я шел, ее звал - а она говорит: с меня хватит.

Вот жил человек в спальном районе, и биография его так же типична, как сам этот спальный район с его блочными домами, нечищеными улицами и переполненными автобусами. Жил человек, лечил военных, ходил кормить защитников Белого дома, возделывал шесть соток, получил повышение по службе - стал из простого терапевта зав. отделения, и не какого-нибудь, а медицинского страхования. А потом поехал на работу и погиб на войне. В документах написано - политравма. Живого места на теле не было от осколков, загримирована Нина Ивановна была до неузнаваемости, пришли люди с работы и плакали: «Это не она».

И за что погибла доктор Скорова - я сказать не могу, потому что не за Путина же?

Не за Родину же, которая все никак не поймет, чего ей нужно и кто ее враг? Не за территориальную же целостность российского государства погибла она страшной смертью в вагоне метро, оставив старую мать и двадцатилетнего сына?

И сколько еще всего надо будет - не дай Бог, но давайте хоть сейчас не прятать голову в песок,- чтобы Россия взглянула по сторонам и поняла, куда она себя загнала? Поняла, например, что она действительно воюет. Что называться гражданином России сегодня - значит быть мишенью. Что все мы слишком долго внушали себе, будто смысл жизни заключается в жизни, в выживании, а ценности придумали коммунисты для эксплуатации трудового народа, а Родину любить не обязательно, и вообще - почему все время надо говорить, что человек обязан умирать за что-то? Давайте попробуем просто жить! Я такие слова от многих слышал.

Но у людей, которые ехали в том поезде, выбора не было. Они тоже хотели жить, а пришлось умирать. Чтобы потом бульварная пресса неделю смаковала подробности, а небульварная разводила руками и напоминала о недопустимости погромов. Других выводов никто сделать не в состоянии. Даже президент, так и не обратившийся к народу, хотя его слов ждали все насмерть перепуганные пассажиры московского метрополитена. Он уже понял, что если хочешь сохранять рейтинг - надо разговаривать с народом не тогда, когда это нужно ему, а тогда, когда удобно тебе. И народ чтобы был специально отобранный.

Наверное, можно сказать, что Нина Ивановна Скорова погибла за своего сына. За то, чтобы он вырос счастливый, здоровый и красивый. Но в том поезде мог поехать он.

И тогда она бы мне рассказывала, какой он был счастливый и красивый. А мог в нем поехать я, и тогда другой журналист писал бы что-нибудь хорошее обо мне. Хотя, зная коллег, я и в этом сомневаюсь. Мы превратились в нацию людей, которых ничем уже, кажется, не сплотишь. Даже в воронке террора мы продолжаем делиться на богатых и бедных, левых и правых, либеральных и консервативных. Нет ни единой базовой ценности, по которой мы могли бы договориться. Этим мы и отличаемся от Израиля, где люди хоть знают, за что их убивают. И от Америки, где за три года, прошедших 11 сентября, не допустили ни одного масштабного теракта.

В том-то и ужас, что живут наши люди словно понарошку. Голосуя на несуществующих выборах, зарабатывая тут же отбираемые деньги, покупая мебель из ДСП. Живут они - как бы, а убивают их по-настоящему.

Вся надежда у меня на таких, как Володя Скоров. Вот вырастет он - и что-нибудь обязательно изменится.

Хотя он, собственно, уже вырос. Он взрослее своих сверстников намного и был взрослее даже до трагедии, потому что вырос с матерью-одиночкой и твердо знал, что он себе может позволить, а чего - нет. Вот он, выросший, светловолосый, очень хороший.

И что изменилось?

В пятницу, 6 февраля 2004 года Нина Ивановна Скорова проснулась, как всегда, в шесть утра и пешком пошла на станцию метро «Красногвардейская».

«Ни пуха»,- сказал сын ей вслед. 2004 год Сказитель - На твоем месте,- сказал сказитель,- я бы тоже давно ушел рассказывать. Что ты, сказку не придумаешь? Вот, допустим, белек. Я его когда-то из Штатов привез.

Надевается на руку. Детеныш тюленя, тюлёныш. Животное доброе, смирное. Представь: он попал в Россию, а тут все серые. А он белый. Имеем конфликт. Дальше сможешь?

– Я не готов еще, Боря,- честно сказал я.

– Ну и зря,- махнул рукой Боря.- Приготовишься - поздно будет.