Хроники ближайшей войны

В Ростове было плюс пятнадцать, поразительные местные девушки ходили в легких курточках, около центрального парка торговали бижутерией и изделиями местных промыслов, и фотограф Бурлак, обычно более всего озабоченный профессиональными проблемами или едой, с приятностью жмурился на солнце.

– Ну его на фиг, Кутуньо,- сказал он с довольством на круглом лице.- Нажраться бы.

Когда через час, нагулявшись и съев кило мандаринов, мы воротились на «Эхо», Кутуньо все еще не дал никакого ответа, и Купинский ускоренно прокручивал всю цепочку, тюкая по «Донтабаку» с упорством сумасшедшего дятла. Серпионов пребывал в отчаянии от того, что ему нечем занять московских гостей. Ростовское гостеприимство достойно пословицы.

В результате, ожидая Кутуньо, мы успели сделать три интервью (со съемкой) с гостями «Эха Ростова» - все это были люди очень интересные, но, к сожалению, не могущие конкурировать с Тото. Под Тото я выбил разворот. Только тут до меня начинал доходить весь ужас моего положения: вылетев из Москвы наобум лазаря, без четкого плана и уверенности в успехе, я мог получить к моменту подписания газеты зияющую дыру на две полосы, забить которую можно было бы только беседой с рекламным отделом компании «Донтабак». Я представил себе лицо главного редактора, тряхнул головой и прогнал ужасное видение.

– Готово!- заорал Купинский, вбегая в кабинет начальника.- Он в течение часа будет приводить себя в порядок в салоне красоты «Космос»! Это через два квартала отсюда, бежим. Там, пока его будут причесывать, он согласился ответить на пять-шесть вопросов…

Мы рысью дернули в «Космос», расположенный действительно через две улицы от «Эха».

На бегу я купил девять роскошных тюльпанов. Впереди несся Купинский, успевший рассказать нам свою биографию. Этот польский еврей, чья семья Бог весть какими ветрами была занесена в казачий край, успел сменить множество профессий, прежде чем в двадцать пять лет задумался о журналистике. Здесь он с такой легкостью втюхивал на «Эхо» разнообразную рекламу, что Серпионов его заметил и вместо обычного журналиста получил идеального коммерческого директора. Правда, ради Кутуньо Купинского вернули в его журналистский статус, что было для него чудовищным понижением. В зубы ему сунули цифровой диктофон и отправили интервьюировать звезду.

Между тем у салона «Космос» уже толпилось несколько человек с профессиональными видеокамерами.

– Конкурирующая организация?- спросил я, задыхаясь.

– Да видишь ли,- смутился Купинский.- Тут такой поднялся кипеж из-за вас… все подумали, что раз вы из самой Москвы летите за ним - надо его срочно отлавливать.

Я сказал Люське Бородиной, а Люська Бородина сказала на ДонТР, а ДонТР рассказал еще одной телекомпании… в общем, тут уже хвост.

Хвост бурлил, обсуждал перспективы, толпился, толкался и выяснял, кто главнее.

Мигом ввинтившись в толпу коллег и выбирая место, с которого удобнее всего было бы записывать Кутуньо, я несколько упустил из виду фотографа Бурлака - который, воспользовавшись безначалием, немедленно забрался на козырек салона красоты «Космос» и прицелился оттуда объективом на автостоянку, куда должны были привезти Кутуньо.

Длинные ноги фотографа Бурлака болтались над головами взволнованной прессы.

Тото ожидался через полчаса. Для празднования грядущего женского дня и для общего смягчения нравов хозяйка салона, прелестная женщина по имени Ольга, пригласила нас всех к себе в кабинет. Там уже разливали донское полусладкое шампанское. Люся Бородина с ДонТР оказалась женщиной с огромными глазами, тонким станом и мелодичной речью. Донской нос с характерной горбинкой доконал меня.

Люсю сопровождал меланхоличный оператор, который пить отказался: он караулил Кутуньо у входа, обмениваясь профессиональными репликами с фотографом Бурлаком.

Около входа толпились мастерицы «Космоса» - тоже, надо заметить, не лишенные достоинств.

– Да он старый,- говорила одна.- Мы его и не узнаем сейчас.

– Ничего не старый. Пятьдесят восемь лет для итальянца не возраст.

– Пятьдесят во-осемь,- разочарованно протянула самая симпатичная.

– Вон! Вон!- запищали они хором. Мы не успели выпить по второй и прямо со стаканами высыпали на их восторженный писк. Фотограф Бурлак лихорадочно щелкал на своем козырьке. Хозяйка салона на полную громкость врубила магнитофон, и оттуда понеслось:

– Лашьята ми канта-аре!

Между тем из белого «мерседеса», в котором должен был находиться Кутуньо, вышел высокий толстый армянин (половина Ростова, как известно, принадлежит именно к этому гордому племени) и прошел в салон, где ему с утра было заказано кресло.

Армянин хотел маникюр, это сейчас очень модно.