Хроники ближайшей войны

Вопрос о том, как вести себя порядочному человеку при столкновении с логикой истории, был, в сущности, главным вопросом XX века. Понадобился весь опыт Пастернака, чтобы написать «Доктора Живаго» - более радикальную и последовательную версию «Шмидта»: к истории неприменим моральный критерий, она - лес, растительное царство, не знающее ни добра, ни зла. Забота порядочного человека должна быть о том, чтобы сохранить лицо. Но сегодняшнее состояние России ставит перед нами куда более страшный вопрос: что делать, если сохранение лица отдельных сохранившихся порядочных людей способно обрушить все наше государство как таковое? Сегодня Россия попросту не вынесет ни большого количества умных, ни даже небольшого количества честных. Станет очевидным все, что стыдливо замалчивается. Кончится летаргия. Разбудят умирающего мистера Вольдемара. Ведь, положа руку на сердце, пора признать, что русский проект в его нынешнем виде - закончился. Если обидно за русских - назовите его византийским.

Страна с подобной системой управления, страна, захватившая в заложники всех своих граждан, страна без твердой веры или без строго проработанного закона - в современном мире нежизнеспособна, и никакая нефть не отсрочит ее распада. Проект под названием «Российская империя» отошел в прошлое. Этой стране не нужны не только умные либералы, но и умные патриоты. Терпеть ли это болото? Или - шире - сопротивляться ли логике истории? Ведь людей жалко. А люди неизбежно погибнут, если умные и честные российские жители будут своими трудами и размышлениями ускорять неизбежное.

Лично я для себя на этот вопрос отвечаю просто. Во-первых, гибель в болоте ничем не предпочтительнее гибели от взрыва. А во-вторых, уже написана «Улитка на склоне». Почему Кандид идет со скальпелем на мертвяков, которые все равно по определению победят? Может, чтобы ускорить неизбежное. А может, чтобы не соглашаться с энтропией. Потому что соглашаться с ней - последнее дело. Я так ненавижу «либералов» (закавычиваю это слово, ибо российский либерализм специфичен) именно потому, что они выбирают сильнейшего противника и перебегают на его сторону. Весьма вероятно, что по логике исторического развития Россия действительно должна превратиться в страну идиотов, если она хочет выжить как таковая. Но я не могу соглашаться с этой логикой, как и вообще не могу поддерживать тех, кто перебегает на сторону больших батальонов. Эта тактика представляется мне подлой. Мне противны те, кто подхлопывает и подсвистывает победителю. Даже если сторонники полной капитуляции России перед всеми нынешними вызовами исходят из наигуманнейших соображений («Так спасутся люди!»), я не готов поддерживать их - и продолжаю думать, что надо иногда вставать поперек потока. Правда, стихи об этом у меня уже были ни много ни мало в 1991 году:

Зане всеобщей этой лаже -

Распад, безумие, порок,-

Любой способствует. И даже

Любой, кто встанет поперек.

Но в нынешних обстоятельствах, думается мне, вставать поперек, разрушая стабильность идиотизма, все же благотворнее. Появляется шанс, что кто-то из нынешних граждан России минует стадию гниения и доживет до начала нового проекта, в котором сограждане уже не будут делиться на рабов и надсмотрщиков, левых и правых, пальму и травку… и перейдут наконец из уродливой теплицы на опасный, тревожный, но вольный воздух.

Письмо седьмое об одном фантоме Триумф энтропии под маской свободы, осуществляющийся сейчас на пространствах бывшего СНГ, заставил меня перечитать раннего Аксенова - так больная собака, не объясняя причин, кидается на целебную траву. Взгляд мой упал на «Коллег» - произведение бесконечно наивное, но именно этим качеством и ценное. Там Аксенов проговорился о главном своем враге - а именно о блатных и блатной субкультуре.

Федька Кругов - прообраз всех будущих аксеновских злодеев, в том числе и чекистов, которые будут в «Ожоге» издеваться над маленьким фон Штейнбоком. Все персонажи этого автора непременно дерутся со шпаной, ибо все положительные герои в его мире - мальчики из хороших семей (включая Лучникова). Не в аристократическом, а в гуманитарном, общеобразовательном смысле. Аксенов - прямой наследник тех зэков, которые ненавидели блатных. Разумеется, им пришлось повариться в блатной субкультуре, и по возвращении они - как и большая часть России, хоть как-то да посидевшей,- этими словечками и соответствующим фольклором порой щеголяли. Но в душе ничего сильней не боялись и не презирали, чем вышеупомянутую субкультуру: блатота была им ненавистна, и не случайно Шаламов посвятил ей отдельный цикл очерков, венчающийся словами «Блатной мир должен быть уничтожен!».