Хроники ближайшей войны

Обсуждать новые путинские инициативы скучно. Больше всего они похожи на записочки, которые отправлял своим преследователям Воскресенье в «Человеке, который был Четвергом». Там, если помните, шестеро сыщиков-провокаторов преследуют своего главаря, т.е. ищут Бога, а Бог то со слона, то с воздушного шара отправляет им письма такого содержания:

«Бегите немедленно. Раскрылась тайна ваших подтяжек. Преданный друг».

Или:

«Искомое слово, полагаю, будет «розовый».

Наконец, в решительный момент, они получают эпистолу в стихах:

«Если рыбка побежит,

Понедельник задрожит.

Если рыбка скачет,

Понедельник плачет».

Возможно, такая иррациональность и кажется президенту признаком истинной божественности - от него ждут чего-нибудь насчет борьбы с террором или хоть насчет перестановок в силовых ведомствах, а он отменяет выборность губернаторов и борется с одномандатниками, хотя побеждать давно некого. Можно, конечно, предположить, что в полувоенных условиях страна больше всего нуждается в управляемости, однако глав регионов уже назначали - как вот Кадырова или Алханова в Чечне,- и ничего особенно хорошего из этого пока не получилось;

Матвиенко в Петербурге тоже недвусмысленно назначили, и не сказать, чтобы город окончательно процвел. Иногда - редкий случай - мне хочется согласиться с Александром Рыклиным, который на «Эхе Москвы» (к этому эфиру - «Рикошету» от 14 сентября - мы еще вернемся) предположил: Путина ведь и самого «назначили», и тогда все так хорошо получилось,- теперь ему, вероятно, кажется, что если и дальше всех назначать, будет получаться так же хорошо. Все это типичный пример подмены целей средствами - в надежде, что цели за это время как-нибудь сформулируются сами собой; но вот беда - они не формулируются. В результате Путин опять не угодил ни тем, ни этим: с точки зрения тех, он должен был покаяться и призвать Масхадова, а лучше бы и предложить ему трон,- эти же надеялись как минимум на комендантский час. Не надо, однако, утверждать, что Путин находился в цугцванге. У него были вполне очевидные сильные ходы - например, что-нибудь этакое, стратегическое. Надо же наконец дать стране понять, с кем она воюет. А то: «Мы знаем, кто направляет удары террористов». Хорошо вам там, сверху-то глядючи; а мы не знаем.

Главная трудность как раз и заключается в том, что бой вполне зрим и даже фронт прорезался, а вот противника не видно. Отсюда и страшный соблазн подставить на место врага собственного оппонента и расправиться под предлогом «Вихря-антитеррора» с журналистом, западником или славянофилом. Я не стал бы обвинять в этом расколе (вместо предполагаемого единения) только нашу страну с ее плачевным моральным состоянием: думаю, что если бы бомбежка Киева и Минска 22 июня была анонимна, режим Сталина пошатнулся бы при всей своей железобетонности. Можно, конечно, и на троцкистов свалить - но тогда надо предъявить этих троцкистов, а лучше бы и самого Троцкого, дабы народный гнев обрел выход. Россия до сих пор не определилась с образом врага, а это в нынешних условиях грозит не только расколом и хаосом, но и непредсказуемыми выплесками народного гнева на кого Бог пошлет. В отсутствии внятно заявленного противника («Мы знаем, кто направляет» - и каждый подставляет своего на место этого икса) страна ищет его под фонарем, то есть там, где видно.

Результаты этих поисков представляют не столько политологический, сколько психологический интерес. Я даже просил бы закрепить за мной патент на новую науку - психополитология.

2

Мне приходилось уже писать о том, что с нравственной точки зрения между верующим и атеистом нет почти никакой разницы. Все мы знаем множество аморальных - или имморальных - религиозных фанатиков, встречаются и высоконравственные атеисты.

Толстой давным-давно описал людей, живущих для людской славы под предлогом Бога - и для Бога под предлогом людей. Искандер заметил как-то, что вера в Бога сродни музыкальному слуху, который тоже ведь одинаково часто встречается у добрых и злых. К.Крылов уточнил, что вера предполагает как минимум две личностных особенности: любопытство и благодарность. Любопытство - потому что верующему не интересно иметь дело с познаваемой реальностью, ему хочется, чтобы всегда оставалось нечто иррациональное; благодарность - потому, что хочется кому-то сказать «спасибо» за яблоко, любовь или пейзаж. Впрочем, благодарить хочется не всегда - и здесь важно уточнение психолога Ирины Ашумовой: вера в Бога - своего рода метафизическая экстравертность, когда человеку для нормального самоощущения необходим диалог. Правда, добавил уже Кушнер, на место второго собеседника помещают обычно себя самого, только усовершенствованного. Склонность к таким диалогам с собой не является признаком моральности или аморальности, она скорей свидетельствует об остро переживаемом одиночестве: «Господи, ты один у меня!» (Л.Мочалов).

А это посещает и плохих, и хороших.