Бывало, что Таргариен вспоминал былые дни, когда всё было мирно и спокойно, когда они дружной группой сидели в дворцовом крыле принца, общаясь на всевозможные темы. Любые! Не было никаких ограничений!
Как же они с Реймунтом, младшим сыном короля Роберта, любили дразнить надменного Ориса! И ведь наследник трона подыгрывал им! Сколько забавного находили они в его притворной слабости! И это самое меньшее из того, что они утратили.
То время... Оно было так не похоже на то, что происходит сейчас... С этим вымученным величием и пафосом, которое, стоит рассмотреть его ближе, готово обернуться пылью. Тогда на их обедах царил смех, шутки и взаимоуважение. Теперь они пируют с призраками.
Орис... он изменил всё. Он был королём, гением, способным раскрыть любой заговор, готовый за пару секунд увидеть ловушку, хитроумно спрятанную ото всех, кроме него. И всё же, каким-то образом он оставался тем Орисом, из его памяти: обычным, хоть и умным мальчишкой, придумывающим план, как им отвлечь слуг, чтобы суметь своровать лимонные пирожные.
Конечно, они все знали, что он станет будущим королём, но никто не думал, что его правление обернётся такими тяжёлыми временами. Была ли в этом вина самого Баратеона? Быть может, он кровавый тиран, как говорят его противники, готовящие заговоры в столице? Как утверждает Филипп Йордан, поднявший в Королевской Гавани бунт, который вот уже четыре дня не могут подавить Золотые Плащи?
Быть может, король действительно требует слишком много? Слишком большого контроля и подчинения? Но как бы он это мог? Ведь подчинение измеряется величиной зазора между тем, чего требуют, и тем, что получают. Орис никогда не требовал чрезмерного. Все его указы были просты и понятны, просто так получилось, что весь мир поделился надвое.
Иногда Визерис шутил с ним, как в прежние времена. Словно и не было ужасного самоубийства Серсеи. Словно и не было ежедневной чистки войска, когда шпионы и «шпионы» вешались при всём остальном войске, крича и умоляя о милости. Они общались как прежде... Но затем вдруг проявлялась какая-то мелочь — спешно забежавший гонец с важными известиями, запоздалый лорд, по какой-то причине не успевший к совещанию, и Орис менялся на глазах. От него веяло невероятной силой, как будто он становился живым магнитом, притягивавшим на свою орбиту вещи незримые, но ощутимые. Даже голос его, казалось, менялся, становился властным и жёстким.
Более ста сорока тысяч солдат шли по Речной дороге. Они всё ближе подходили к границам Западных земель, всё чаще попадались им разведчики врага и всё больше король свирепствовал, начиная проводить массовые казни не только среди черни, но и знати. О, как же это пугало их! Иногда Таргариену казалось, что до бунта не доходило лишь по причине, что лордам просто некуда более податься. За их деяния, вторая сторона накажет лишь одним способом: посадит на кол, прямо на городской площади. Не это ли причина того, что эти лорды до сих пор держатся воедино?
- Я вижу их, - ответил Орис Визерису. - Вижу изменников и предателей. Они не осознают этого, но сами указывают мне на самих себя, - король усмехнулся. - Помогай мне, Визерис. И тогда ты не пожалеешь. Кому-то нужно будет возглавить Запад, после уничтожения Ланнистеров, Моустасов и всех остальных изменников. Кому-то придётся взвалить на себя управление Новиградом и Утёсом Кастерли. Кому, кроме тебя, я смогу доверить это?
- Может, принцу Реймунту? - спрашивал Таргариен.
- Нет, - покачал Орис головой. - Брат не справится. Тут нужен более компетентный человек.
Сегодня ему привиделось, что он заметил чёрные волосы. Очень и очень знакомые. Те, которые не видел уже с пару лет. Как и всегда, Визерис бегал по лагерю, но уже более осмысленно. Навестил подозреваемых в измене, уговорив стражников дать им воды, хоть немного облегчив участь. Потом заглянул к детям Серсеи, снова обещая, что попытается им помочь, хоть и не знал как. Уговаривал сира Горроса выбросить из головы попытку бунта, ведь всё, к чему это приведёт — к собственной казни и смерти всех его людей.
«Когда я успел стать тем, кто является мостиком, между властью и народом?»
Идя между палаток, краем глаза молодой мужчина заметил быструю тень за спиной, а потом ощутил острую сталь, упирающуюся в бок, прямо в стык брони.
- Кажется, мой старый совет очень хорошо помог тебе, Визерис.
Знакомый голос. Холодный, безразличный, словно бы плюющий тебе прямо в душу. Но почему-то от него у Визериса появилась улыбка.
- Морриган, - даже и не думал он её прятать. - Значит я не ошибся и это действительно была ты.
- Ты в курсе, что создаёшь ощущение блаженного дурачка, Визерис? - прозвучал от неё смешок. - Даже со спины я вижу эту улыбку. Сотри её со своего лица. И можешь повернуться.
Лезвие пропадает и он оборачивается.
- Ты подросла, - говорит Таргариен, - стала красавицей. А ведь помню, как Лорра утверждала, что злоба и ехидство сожрут тебя с потрохами.
- Сказала же убрать улыбку, - фыркнула Морриган. - И разве не ты тогда ей ответил, что в ней самой и того, и другого, больше чем у меня раз эдак в десять?