Одноглазый был весь покрыт пауками. Теперь они лезли у него изо рта и ушей. От избытка энтузиазма он порождал самые яркие разновидности – охотников, прыгунов, плетельщиков паутины. Все как один большие и гнусные. Стражники к нему подходить отказывались.
– Постой в дверях, – велел я Следопыту. – Никого не выпускай.
Это он понял без труда. Я отвязал колдуна. Пришлось напоминать себе, что пауки – всего лишь иллюзия.
Ничего себе миражик! Я ощущал этих тварей… С некоторым запозданием сообразил, что легионы Одноглазого пошли в наступление на Гоблина.
– Черт побери! Одноглазый! Ты когда-нибудь повзрослеешь? – Мало этому сукину сыну имперцам головы дурить, он еще с Гоблином должен в игрушки играть. Я повернулся к Гоблину. – Если хоть что-нибудь сейчас учинишь, хрен ты мне еще из Норы вылезешь! Полковник Сласть, не могу сказать, что ваше гостеприимство меня порадовало. Не соизволите ли отойти в сторону? И мы вас покинем.
Сласть неохотно махнул рукой. Половина его людей не рискнула пройти мимо пауков.
– Одноглазый, шутки кончились. Сейчас ноги уносим. Ну?
Колдун сделал жест. Его восьминогие войска метнулись в тень под дыбой и сгинули в той безумной бездне, откуда подобные твари вылезают. Сам Одноглазый встал рядом со Следопытом. Вид у него был петушиный. Мы теперь неделями будем слушать, как он нас спас. Если выживем.
Я отправил к стражникам Гоблина, потом подошел сам.
– Хочу покинуть эту комнату бесшумно, – сказал я колдунам. – И чтобы дверь стала частью глухой стены. А потом нужно будет найти пресловутого Грая.
– Ладно, – ответил Гоблин и с бесовским блеском в глазах добавил: – Пока, полковник. Очень было весело.
Сласть не стал сыпать угрозами. Очень разумно с его стороны.
Колдуны запечатывали комнату минут десять – на мой взгляд, слишком долго. У меня зародились подозрения, но тут же исчезли, когда Гоблин с Одноглазым заявили, что дело сделано, а нужный нам человек – в соседнем здании.
Напрасно я не внял моим подозрениям.
Через пять минут мы стояли на пороге дома, где предположительно находился Грай. Добрались туда без всяких трудностей.
– Секундочку, Костоправ, – бросил Одноглазый.
Он повернулся к дому, откуда мы вышли, и щелкнул пальцами.
Дом рухнул.
– Ах ты гад! – прошептал я. – Какого беса это сделал?
– Теперь никто не знает, кто мы.
– А по чьей милости они узнали?
– Мы отрубили змее голову. В такой суматохе мы могли бы украсть и драгоценности самой Госпожи.
– Да? – Обязательно найдется кто-то, видевший, как нас привели. И, повстречав нас на свободе, этот кто-то очень удивится. – Скажи, о гений, нашел ли ты нужные мне бумаги, прежде чем разносить халупу? Если они там, руками будешь откапывать.
У Одноглазого вытянулась физиономия. Я оказался прав. Такое уж мое невезение. А у Одноглазого такой характер. Этот колдун всегда сначала делает, а потом думает.
– Сперва разберемся с Граем, – сказал я. – Пошли.
Когда ломали дверь, на шум выбежал Горшок.
33
Пропавший
– Эй, приятель, – сказал Одноглазый, тыча пальцем в грудь Горшку.
Тот отступил.
– Да-да, это твои старые друзья.
Следопыт за моей спиной пялился во двор. Штаб лежал в руинах, под обломками бился и трещал огонь. Из-за угла выскочил пес Жабодав.
– Ты только посмотри. – Я хлопнул Гоблина по плечу. – Кто это к нам бежит? – Я повернулся к Горшку. – Веди нас к твоему другу Граю.
Парню очень не хотелось подчиняться.
– Спорить не надо. Мы не в настроении. Шевелись – или пройдем по твоим костям.
Двор заполняли орущие солдаты. Нас никто не замечал. Пес Жабодав обнюхал Следопытовы лодыжки и басисто рыкнул. Следопыт просиял.
Мы протолкались мимо Горшка в казарму.
– К Граю, – напомнил я ему.
Солдатик провел нас в комнату, где единственная масляная лампа освещала лицо лежащего на аккуратно застеленной кровати. Горшок подкрутил лампу.
– Ох, твою же мать! – пробормотал я и плюхнулся на край кровати. – Это невозможно. Одноглазый?
Но Одноглазый впал в транс. Он так и стоял разинув рот. Как и Гоблин.
– Но он же мертв! – пискнул наконец Гоблин. – Он умер шесть лет назад.
Грай оказался Вороном. Тем самым, что сыграл очень важную роль в прошлом Отряда. Тем Вороном, что направил Душечку по ее пути.
Даже я был убежден, что Ворон мертв, а я изначально относился к нему с подозрением. Он уже выделывал подобные номера.
– Девять жизней, – заметил Одноглазый.
– Нам следовало заподозрить, как только мы услышали имя «Грай», – сказал я.
– Почему?
– Шуточка в его духе. Вороны что делают? Каркают, сиречь грают. Он нам под нос разгадку подсунул.
Увидев его, я раскрыл тайну, мучившую меня все эти годы. Теперь я знал, почему спасенные мной бумаги не складывались. Самые важные Ворон перед своей мнимой смертью изъял.
– В этот раз не знала даже Душечка, – пробормотал я.
Изумление несколько схлынуло. Я припомнил: когда пошли письма, мне несколько раз приходило в голову, что Ворон жив.
Тут же возникли вопросы. Душечка не знала. Почему? На Ворона не похоже. И больше того: зачем оставлять ее на наше попечение, если прежде он так долго старался охранить ее от нас?