Я нервничал. Изводил себя и других. На меня уже злились. Чтобы успокоиться, я стал гулять при луне.
Той ночью было полнолуние, над восточными холмами взошел толстый оранжевый пузырь. Величественное зрелище, особенно когда на фоне пузыря пролетает стая скатов. Горизонт почему-то светился сиреневым. На холодном ветру металась выпавшая днем тонкая пыль. Далеко на севере поблескивала буря перемен.
Рядом со мной возник менгир. Я подпрыгнул фута на три.
– Опять чужаки на равнине? – спросил я.
– Не больше чужаки, чем ты, Костоправ.
– Шутник нашелся. Чего тебе надо?
– Мне – ничего. Тебя хочет видеть Праотец-Дерево.
– Да? До скорого.
Я двинулся к Норе. Сердце мое заходилось.
Дорогу мне заступил другой менгир.
– Ну, раз вы так… – Я изобразил на лице героизм и пошел вверх по ручью.
Они все равно привели бы меня. Лучше избежать унижений.
Вокруг пустоши гулял ветер, но стоило пересечь границу, как вступил в лето. Полный штиль, хотя листва звенит. И жара как в горне.
Луна поднялась достаточно, чтобы затопить прогалину серебристым светом. Вот и Дерево. Я не мог оторвать взгляда от руки, все еще торчащей, сжимая корень, все еще, как мне казалось, живой. Но корень разросся и обволок руку, как живое дерево обволакивает намотанную на него проволоку. Я остановился в пяти шагах от ствола.
– Подойди ближе, – сказал Праотец.
Нормальным голосом. Обычным тоном.
Я икнул и поискал глазами выход. Прогалину окружала тьма-тьмущая менгиров. Беги, коли охота.
– Стой спокойно, однодневка.
Мои ноги примерзли к земле. Однодневка, да?
– Ты просил помощи. Ты требовал помощи. Ты ныл, и клянчил, и молил о помощи. Стой спокойно и прими ее. Подойди.
– Решился?
Я сделал два шага. Еще один – и я ему на корни наступлю.
– Я обдумал проблему. То, чего вы, однодневки, так боитесь, то, что спит в земле далеко отсюда, станет угрозой моим детям, если оно пробудится. Я не вижу силы в тех, кто противостоит ему. Поэтому…
Я не люблю прерывать собеседника, но не заорать не мог. Кто-то вцепился мне в лодыжку. Так сильно, что хрустнула кость.
Ну, старикашка, ты еще пожалеешь об этом.
Мир посинел. На меня обрушился ураган боли. В ветвях Праотца-Дерева засверкали молнии. Над пустыней прокатился гром. Я поорал еще немного.
Вокруг мелькали синие разряды, едва не задевая меня заодно с моим мучителем. Но наконец рука разжалась.
Я попытался сбежать.
Упал на первом же шаге. И продолжал ползти, пока Праотец-Дерево извинялся и пытался меня вернуть.
К дьяволу! Я менгир насквозь пробью, если придется…
В сознании возникла картина. Праотец-Дерево передавал сообщение напрямую. И наступила тишина: только – фьють! – исчезли менгиры.
Со стороны Норы несся гомон. Чтобы выяснить, кто устроил представление, высыпал весь Отряд.
Первым добежал Молчун.
– Одноглазый, – выдавил я. – Одноглазого сюда.
Кроме меня, он единственный что-то смыслит в медицине. И, несмотря на склочность, указания мои выполнит.
Тут же явился Одноглазый, а с ним еще человек двадцать. Дозорные не оплошали.
– Лодыжка, – сказал я. – Видимо, сломана. Дайте свет. И лопату, мать ее!
– Лопату? Головой ударился? – переспросил Одноглазый.
– Я сказал – принеси. И что-нибудь против боли.
Материализовался Эльмо, застегиваясь на ходу.
– Костоправ, что случилось?
– Старик захотел поболтать и послал за мной каменюги. Говорит, что решил нам помочь. Только я уши развесил, эта лапа как вцепится! Чуть ногу не оторвала. А шум – это Дерево говорило: «Не хулигань».
– Закончишь с ногой, оттяпай ему язык, – приказал Одноглазому Эльмо. – Что нужно Дереву, Костоправ?
– Уши в Норе забыл? Праотец решил помочь нам справиться с Властелином. Говорит, мол, покумекал и решил, что в его собственных интересах оставить Властелина под землей. Помоги встать.
Усилия Одноглазого начали приносить плоды. Он прилепил к моей лодыжке, раздувшейся к этому времени втрое, травяной шарик из своих запасов, и боль спала.
Эльмо покачал головой.
– Если не поможешь встать, – процедил я, – я тебе самому ногу сломаю.
Эльмо с Молчуном подхватили меня под мышки и поставили.
– Лопаты принесите, – приказал я.
Мне тут же подали с полдюжины. Солдатских, конечно, – не заступов.
– Раз уж вы собрались помочь, волоките меня к Дереву.
Эльмо зарычал. На мгновение показалось, что заговорит Молчун. Я посмотрел на него с выжидающей улыбкой. Двадцать с гаком лет жду.
И ничего. Что бы ни происходило, на челюстях Молчуна висел стальной замок. Я видел его таким злым, что он готов был глодать гвозди, и таким возбужденным, что он терял контроль над сфинктером. Но чтобы нарушил молчание – никогда.
В ветвях Дерева еще метались синие искры. Звенели листья. Свет луны и отблески факелов смешивались, от каждого сполоха пускались в пляс немыслимые тени…
– На другой стороне, – указал я своим носильщикам.
Раз не вижу его отсюда, значит он по ту сторону ствола.
Ага, вот и он, в двадцати футах от комля. Росток. Немного выше человека.
Одноглазый, Молчун, Гоблин – все наши выпучили на него глаза, как стая обезьян. Кроме старины Эльмо.