Володарь окинул его неодобрительным взглядом, но промолчал.
«Не просидишь ты долго на Волыни, чует моё сердце. Не примет тебя земля. Ну, откупился бы, как мы с Васильком, но зачем же дозволять половцам этим свои сёла разорять и жечь, своих закупов и людинов убивать и в полон уводить?! Жадность и злоба до добра не доводят!» — текли в голове Володаря невесёлые мысли.
Челядинцы вносили в вежу дорогие хорезмийские ковры, чермную посуду, серебро — дар владетеля Перемышля половцам за помощь. Хану Алтунопе, который во время сечи возглавлял передовой отряд степняков, Володарь преподнёс дорогую саблю в чеканных ножнах. Молодой половец некрасиво скалил в улыбке огромные лошадиные зубы и хвалил Володаря, называя его «храбрым каназом». Сабле он радовался, как ребёнок, получивший красивую игрушку.
...Пир в веже закончился уже далеко за полночь. А утром половецкое воинство быстро сложило на телеги юрты и, словно ручейки в вешнюю нору, стремглав утекло на северо-восток, в сторону Волыни. Угасающие кизячные костры, кучи навоза да вытоптанная трава — вот и всё, что вскоре напоминало о степняках в окрестностях Перемышля. Володаревы сакмагоны тайком следили за ними до самых границ Червонной Руси. Вместе с Боняком тронулся в дальнейший поход и Игоревич со своей дружиной. Княгиню Елену оставил он покуда в Перемышле, на попечении брата.
Прощаясь с супругом, Ростиславна снова разревелась, завыла, заголосила, пришлось её Володарю успокаивать и отпаивать настоем трав.
Мало-помалу жизнь в Перемышле возвращалась в привычную колею. В один из вечеров явился к Володарю Фёдор Радко. Проведчик некоторое время провёл в русинских сёлах в Горбах, вылавливая угорских беглецов.
В горницу Радко пришёл не один, перед собой тащил он связанного, измазанного в крови и грязи человека в рваной серой свите. Присмотревшись, с немалым удивлением узнал Володарь Жольта.
— Вот, княже, споймал! Лазутчик еси, таинник[295]
Коломанов! Все дела скользкие проворит! — объявил Радко, швырнув у горца к ногам князя.— Знаю его, — отозвался Володарь. — Приходилось не раз встречаться. Правда, за дружеским столом, не на бранном поле. Скажи, барон Жольт, почему выступил твой король на Русь? Что ему тут, на чужой земле, понадобилось? Соседствовали мы с ним доныне мирно и союзно, помню, как ходил ты с отрядом мадьярским помогать мне против Игоревича. Что же теперь случилось? Какая муха зловредная вас ужалила?
— Ты знаешь это сам! — прохрипел, недобро кривя рот, Жольт.
— А и верно. Знаю! Гридни! В поруб ворога сего! Пускай выкуп за него родичи платят! — распорядился князь.
— Дозволь мне, княже, в Луцк съездить. Семья у мя тамо. Не ведаю, что с ними, живы ли. Бают, осерчала Радмила моя, когда я от Святополка к тебе пришёл, — попросил Радко, как только Жольта увели.
— Что ж, езжай. Осторожен только будь, проведчик. Впрочем, что тебя учить. И возвращайся давай. Один ли, с семьёй... Одно помни: здесь у тебя друзья, не вороги. И ещё, что тебя тут ждут.
Володарь заключил Радко в объятия и похлопал его по плечу.
ГЛАВА 82
Макая перо в чернильницу, Володарь выводил на харатье: «Ты нам ближний свойственник, и так как мы тебе никакой обиды не причинили, то должен бы ты нам благодеяние изъявить. Но ты в неправде помогаешь Святополку, который, обещав нам с клятвою мир содержать и от обидящих защищать, ныне без всякой нашей к нему вины хочет наше родительское и от всех князей утверждённое владение отнять...».
— Ну вот, брате, — заключил он, вслух прочитав Васильку послание Коломану. — Надо нам союз тесный между королём и Святополком порушить. Послать хочу в Эстергом Халдея. Мир нужен нам с уграми. Ты что думаешь? Правильно ли я мыслю?
— Ты прав, Володарь. Не можно нам ворогами ся окружать! — глухо прохрипел несчастный слепец.
В который уже раз жалость безмерная охватывала Володаря при виде изуродованного брата.
«Нестись бы тебе, Василько, впереди дружины, в рубке лихой одолевать ворога лютого. А так... сиднем сидеть токмо да ходить, опираясь на плечо верного челядина», — кусал в отчаянии перемышльский владетель губы.
Но ничего поделать было нельзя. Увы, не воротишь, не воскресишь былого.
После, в светлице, уже с глазу на глаз с умницей Халдеем, Володарь говорил:
— Жаль, матушка Коломанова, Софья Изяславна, не дожила до сей поры. Она бы помогла. А так... даже не знаю, к кому бы тебе подойти тихонько, с кем потолковать. Может, с палатином. Осмотришься, сам решишь. Полагаюсь на твой ум.
— Возможно, с палатином. А может... с королевой Фелицией, — многозначительно подмигнул Халдей князю.
— Смекай сам, — повторил, сдвинув брови-стрелки, Володарь.
Отправился Халдей в очередной полный опасностей путь.