Хроники Червонной Руси

Впереди ждали его склоны лесистых Карпат, горные перевалы, броды и мосты через стремительные горные реки, унылая ветреная пушта, голубой Дунай с каменными крепостями на берегах, плодородные равнины Панионии[296]. И нелёгкие, порой тайные, переговоры, намёки и полунамёки, лукавые подмигивания и брань, мысли, доверенные дорогой! харатье, и другие, сказанные тихим шёпотом, не предназначенные для лишних ушей. Таков крест посла, уговорителя, такова выбранная ещё в юности ловким и удачливым хазарином стезя.

...А князя Володаря ожидали свои заботы. Соседняя Волынь была охвачена пламенем междоусобной распри, и на Червонную Русь бежали, спасаясь от ужасов войны, от гибели и рабства, свободные людины, холопы обельные и необельные[297], и даже бояре. Всех их надо было устраивать, обо всех узнавать, кто такие, откуда. Люди селились в лесных пустошах, выкорчёвывали деревья, осваивали пашни. Бояр наделяли волостями, закупы и холопы частенько убегали в горы, скрывались там, подальше от княжеских и боярских тиунов. Их ловили, приводили на княжеский суд. Князь назначал виру, одних отпускал за выкуп, других заставлял работать на ролье. Закружили Володаря и ближних его людей заботы. А тут ещё Свиноград, ещё Теребовля, в которой весьма трудно было управляться слепому Васильку. Мотался Володарь, порой валясь с ног от усталости, из города в город, из волости в волость. Одно радовало: полнилась непрестанно Русь Червонная людьми. Полнилась и скотница княжеская. Купцы наладили путь по Днестру в земли болгар и ромеев, везли в дальние заморские страны соль, пшеницу, воск, мёд, и наоборот, из Ромеи привозили многоценное узорочье, изделия из серебра, шёлк, парчу, паволоки.

Семья княжеская оставалась покуда в Тустани. Боялся Володарь новых ратных нахождений, не улеглась ещё пыль от копыт коней бешеных всадников, не утихомирились лихие князья. Знал: по-прежнему зарятся на их с братом земли алчные киевские бояре.

Десница мало-помалу перестала болеть. Постепенно, медленно наливалась она силой. Наступила осень, золотом оделись раскинувшиеся вокруг Перемышля рощи. Ветер кружил по шляхам опавший лист. В высоком небе парили, устремляясь на юг, в неведомые земли перелётные птицы. Солнце светило уже не по-летнему ярко, но всё же пригревало, ласкало своими лучами. В Перемышле восстанавливалась мирная жизнь. На лугах окрест города паслись тучные коровы, по шляху долгой чередой тянулись к складам на берегу Сана возы с солью.

Владело Володарем смешанное чувство тяжкой усталости от пережитого и радости от того, что возвратился на Червонную Русь мир. Иногда он поднимался на крепостную стену и смотрел, как крутятся жернова ветряных мельниц за гладью Вагры, как грузят в паузки[298] на пристани купцы товары, как гонит пастух отару овец в пригородную слободу.

Становилось на душе спокойней, уходило, стихало былое ожесточение.

В дом Таисии постучался он однажды вечером. Хотелось узнать, что с ней и как. Жива ли, не поранена. Долго сомневался, мялся, уже даже стоя на крыльце перед дверью хором, чуя, как бешено застучало в груди сердце.

Открыла сама, вроде и не удивилась вовсе его приходу. Посторонилась, пропуская князя в горницу, облачённая в долгое., белое платье, простоволосая.

— Проходи. За стол садись. Блины будешь есть? — Голос был спокойный, тихий, и ощущение было такое, словно каждый день она его ждёт, с тех пор как семь лет назад поселилась здесь.

— Если ты разделишь со мной трапезу, буду, — отозвался Володарь, улыбнувшись.

Таисия молча кивнула. Челядинка накрыла стол, поставила на него широкое блюдо с блинами. Долго они сидели молча. Горницу освещали свечи в больших серебряных паникадилах[299]. В углу топилась муравленая печь. На стене висела дощатая бронь и другие доспехи.

— Не поранили тебя во время сечи? — нарушил молчание Володарь.

Таисия отрицательно замотала головой.

— Как твоя рука? — спросила.

— Уже не болит. Правда, ещё слаба.

— Ты храбро сражался, — заметила женщина. — Будешь вино? Сладкое, хиосское.

— Хорошо, налей.

— А помнишь, как ты говорил, что предпочитаешь воду? — Таисия внезапно звонко расхохоталась. — Или теперь ты уже не боишься затуманить мысли? Кстати, бороду ты так и не отпустил. Почему? Почти все твои бояре бородаты. Перенимаешь обычаи угров? У тебя ведь мать — угринка.

— Возможно. Но скорее, просто сила привычки.

— Зато усища у тебя, как у кота! — продолжала без всякого стеснения смеяться, вышучивая его, женщина. Вот сейчас как дёрну тебя за них!

Она внезапно протянула руку и с хохотом ухватила Володаря за вислый ус. Князь взял её за запястье, стиснул в своей здоровой шуйце.

Лукавинкой светились большие глаза цвета южной ночи. Та же челядинка налила в большие серебряные чары красное вино.

«Сладкое, как и сама хозяйка», — подумал Володарь, осторожно отпив несколько маленьких глотков.

— Странно, что мы опять вместе, задумчиво промолвила Таисия. — Я бы сказала, что это судьба, но ты опять начнёшь говорить про невозможность предопределения.

— Выходит, так угодно Богу, — сказал Володарь.