— Она самая, княже. Шустрая, бойкая девка, мне такие по нраву. — Радко улыбнулся. — Тут ить... Когда аз в поход ушёл, она в Киев отъехала, хлопотать стала о сёлах родительских, кои Коницар. дядька ейный, под себя сгрести умыслил. И явилась не куда-нибудь, но ко княгине самой. Княгиня-то у Святополка ныне новая, Варвара, дочь базилевса Алексея. Молодая совсем жёнка, осьмнадцати годов от роду. Благосклонно новая княгиня боярышню Ирину приняла. Вообще, сердобольна вельми царевна Варвара и на мужа своего сильное влиянье имеет. Иными словами, но княжой грамоте возвращены боярышне Ирине сёла отцовые. Коницара же князь Святополк видеть не восхотел, велел гнать его прочь со двора своего. Уехал старый злыдень в угодья свои в Деревах[319]
, тамо и хоронится. И ещё. После сечи уже вызвал меня к себе Святополк внезапно, и такое молвил:«Передашь, Фёдор, брату моему Володарю: мир с ним хочу иметь отныне. Теребовлю ему с Васильком во владение оставляю. Пускай посла в Киев шлёт». Тако вот, княже.
— С этого, друже Радко, и начинать толковню надо было, — промолвил Володарь, обрадованно взмахнув руками.
...По случаю доброго известия он назначил наутро в княжеской палате боярский совет.
Сидели на скамьях одетые в шелка и дорогие сукна, в горлатных и поярковых шапках владетели больших и малых сёл на Червонной Руси, слушали своего князя, соглашались, спорили.
«А богато у меня на Червенщине живут, — подумал вдруг Володарь. — Вон наряжены эко! Да и посмотришь вокруг — что смерд какой, что людии простой, что ремественник — все в добрых срядах хаживают, обувь у каждого кожаная. Выходит, не зря всё это — и угров били, и ляхов, и Святополка прогоняли! Да, вот оно! Святополк! Киев! Для этого и совет собран».
Володарь лёгким, пружинистым движением поднялся с кресла и властно поднял вверх руку, тем самым оборвав громкий спор воеводы Верена с одним из перемышльских бояр.
— Следует нам отправить посла в Киев. С грамотами, с предложением мира. Сколько воевать можно?! Довольно усобиц на нашей земле! Имею сведения, Святополк тоже ищет мира.
— Да рази ж мочно ему верить! — всплеснул в отчаянии руками сотский Улан. — Коварен сей князь! И бояре еговые — злыдни!
— Может, не спешить? Выждать? — засомневался осторожный Верен.
С ним был согласен Халдей.
Однако большинству бояр и отроков нескончаемая череда войн изрядно поднадоела. Наперебой стали они советовать Володарю поскорее снарядить в стольный город посольство.
— Доколе ратиться?!
— Киянам тож мир надобен!
— Всё одно — русские люди, не половцы поганые, не латиняне! И ню делим?!
Шум, крики заполонили княжескую горницу. И опять Володарь поднял десницу, опять пресёк споры. Спросил строго, из-под насупленных бровей глядя на собравшихся «набольших мужей»:
— Кого пошлём в Киев?
И тогда встал с одного из задних рядов Биндюк.
— Меня пошли, княже! Я дело справлю! — заявил он, весело сверкнув огненным взором.
Невольно залюбовался своим отроком Володарь. Вот немолод уже Биндюк, давно за тридцать лет перевалило, а всё такой же, как в юности, улыбчивый, разбитной, исполненный ухарства и бравады, смелый порой до отчаяния. Теперь у Биндюка семья — жена, белая хорватка[320]
, двое чад, мальчик и девочка, оба тёмненькие, вельми похожие на отца. Помнил князь, как ездил отрок в стан Ензема, как выпутался из плена. Такой человек и нужен в нынешнем посольском деле, храбрый и ловкий.— Что же, отроче. Коли вызвался, поезжай. Грамоту тебе дам. А перед отъездом поговорить нам с гобою надо, как да что.
— Енто непременно. — Уста Биндюка озарила белозубая улыбка.
«Службу правит, будто на праздник идёт», — подумал Володарь, улыбнувшись отроку в ответ.
...На следующий день они сидели вдвоём в палате на верхнем жиле загородного княжеского терема.
— В Киеве, во дворце у Святополка, ничему не удивляйся, отроче, — говорил Володарь своему посланнику на прощание. — И молю тебя, будь осторожен. Дело тебе предстоит многотрудное. Ни одного лишнего слова там не скажи. Понял ли?
— Да, княже! — Биндюк покорно склонил перед князем свою буйную головушку.
...Киев понемногу преображался, хорошел, отходил от смутных времён. Над вратами Печерского монастыря вознеслась новая церковь, одноглавая, поражающая взор своей яркой розовой нарядностью. В другом месте, в примыкающем к крутому берегу Днепра углу города, к юго-востоку от Ярославова града со Святой Софией, виднелся весь покрытый строительными лесами новый собор Архистратига Михаила, небесного охранителя князя Святополка. Вокруг него уже вырос целый городской конец с избами посадского люда и теремами бояр. Цвели сады, в воздухе стоял аромат свежих трав.
В теремную башню княжеского дворца Биндюка сопроводил молодой княжеский гридень. Вскоре он уже стоял посреди огромной Изяславовой палаты, уставленной широкими столами и скамьями.