Слова угорского владетеля о врагах юный паробок запомнил крепко. Смотрел прямо перед собой, видел дядю-слепца, его строгую седовласую супругу, Анну Вышатичну, двоих их взрослых сыновей, Игоря и Григория, косил взором на нарядный зелёный кафтанчик младшего брата Ростислава, и думал, озираясь по сторонам, словно боясь, что кто-нибудь подслушает его мысли: « Не на них ли намекает король угров? Вот ить они, вороги будущие. Покуда отец жив, тихо сидят, а потом, после?»
С сынами Васильковыми как-то не сложилось у Владимирки. Старший, Игорь, правда, приглашал намедни на охоту. Сидел Игорь в Галиче, небольшом городке на берегу Днестра. Бывал Владимирко с отцом там как-то, красивые окрест Галича места, угодья лесные зверем и птицей богаты, и городок красивый, хоть и невеликий. Игорю уже двадцать лет, у него жена, боярская дочь, чада есть. Что ж, может, и съездит он, Владимирко, в Галич, поглядит лишний раз, как двухродный братец там устроился. А потом... Правильно говорит король Коломан...
Огляделся тринадцатилетний княжич по сторонам. Царило вокруг веселье, в пляс ударились скоморохи, многие угорцы из свиты королевны перепились и едва держались на ногах. Впрочем, местные боярские сынки мало в чём им уступали.
Подошёл к Владимирке, подкрался осторожно, стараясь остаться в тени, Иванко Халдеич. После той давней уже ссоры стал он княжичу самым близким другом. Нынче, в нарядной свитке с узорочьем на рукавах и вороте, прислуживает сын Халдея княжичу и его невесте за столом, подносит кушанья. Большая честь для сына хазарина!
Кружатся, мелькают в круговороте перед Владимиркой лица, одежды, яства. Вот старый воевода Верен в окружении многочисленных сыновей. Двое молодших — ровесники Владимирки, вместе давеча мячом кожаным баловались во дворе. Вот Фёдор Радко, проведчик, пришёл с молодой женой-киянкой, вот поседевший на княжеской службе Биндюк — человек верный.
проверенный. Такой не подведёт, всякое поручение толково выполнит. Пригодится, надеялся Владимирко, ему ещё не раз его преданность.
Много гостей собрал свиноградский терем. Нет только бабки Ланки. Заявила сыну и внуку решительно семидисятилетняя старушка, гордо выпрямившись в струнку: «Ворога сего, Коломанишку, зреть очи мои не желают! Равно яко и дщерь еговую! И тебе, сын, брататься с им не советую! Не тех друзей себе и чадам своим выбираешь!»
Простить не может Ланка, как грубо обошёлся с ней король угров перед битвой на Вагре...
Пиршество меж тем продолжается. Уже и есть не хочется вовсе, и устал княжич, но надо... Ради гостей, ради дружбы с будущим тестем... Что ж поделать.
Вздохнул княжич, глянул на разряжённую в шёлк королевну Софию-Мартину. Дочь Коломана улыбнулась ему и внезапно рассмеялась звонко, стыдливо прикрывая широким рукавом платья уста.
Пир закончится далеко за полночь, гости разойдутся, Владимирко и София заснут каждый в своём покое (обручение ведь — ещё не свадьба, которой предстоит быть через года два-три, когда жених подрастёт), и только Володарь с княгиней Анной не смогут успокоиться до утра.
— Зверёныша вскормили мы с тобой, князь! — сердцем чуя недоброе, жаловалась Володарю супруга на Владимирку. — Не ведаю, что и деять! Намедни у Ростислава свисток отобрал — мой, мол, мне когда-то дарили. Я ему: большой ты еси, уступи младшему братику. Дак разозлился, ногой свисток сломал и выбросил. Выпорола его розгами, да вижу, толку от сего мало. Ты бы с ним потолковал, вразумил. Отец ить!
— Я уж сколько с ним бесед имел! Вроде послушен, даже, скажу, умён не по годам. Но верно ты говоришь: доброты в душе у него нет, — согласился с женой Володарь.
— И как быть? — Анна, подняв голову с подушки, требовала от мужа ответа. — Я боюсь. За Ростислава, за Васильковичей. Если, не приведи Господь, что с тобою створится... — Она всполошно перекрестилась, на глазах появились слёзы.
Бог даст, никакого худа со мной не случится. Ты успокойся-ка давай. Нет повода для твоих волнений. Васильковичи же сами за себя постоять сумеют, не дети уже, — сведя брови в линию, строго заключил Володарь. — Давай-ка спи. Уморилась, чай, со всеми этими хлопотами. А с Владимиркой я поговорю. Обещаю тебе.
Жена уснула, прижавшись к нему, Володарь же, забросив руки за голову, всё лежал без сна, взирая на бревенчатый потолок.
«Вот мы с Васильком помрём, и как дети наши жить станут? Вот я волость свою крепил, старался обо всех, и о простых людях, и о знатных, иметь заботу. Ибо знаю, в людях — корень земли нашей. А они, сыны и племянники? Разделят Русь Червонную, ещё, не приведи Господь, воевать друг с дружкою стану!.. Может, и нужен будет вот такой Владимирко — злой, но умный. Чтобы в узде всех родичей держач, чтобы старшим был среди них! Как прадед мой, князь Ярослав! Как угорский король Иштван[326]
Как Мономах! При таком князе и земля расцветёт! А если он, как Святополк Окаянный[327], примется братьев своих губить?! Не приведи такого Господь! Вот о том и надобно будет со Владимиркой потолковать».