Хроники дальних дорог

— Господа и товарищи! — Артем медленно встал на ноги и обвел белыми от бешенства глазами экипаж. — Я сейчас обращаюсь к уроженцам России и Советского Союза. Пусть не все из вас прошли ад Великой Отечественной войны, но вы все знаете о ней. И хотя бы слышали о том, кто повинен во всем том кошмаре. Фашисты. Кое-кто дома пытается разделить нацистов и фашистов, но это разделение сортов дерьма, все они одним миром мазаны. Но самая страшная вина лежит на адской твари по имени Адольф Гитлер, он же Шикльгрубер. И вот выясняется, что эта тварь каким-то образом попала сюда, в Миросплетение, и принялась гадить привычным образом, снова создавая свой поганый рейх. Вы видели, что творят выкормыши подонка. Они пришли убивать просто потому, что считают себя выше и лучше других.

Услышанное от пленников имя привело молодого Странника в состояние ледяной, всепоглощающей ярости. Особенно в связи увиденным во время боя с галеонами кошмаром. Геноцид, откровенный геноцид! Хотя, а чего еще ждать от фашистов? Сразу вспомнилось, что творили наследники гитлеровцев на Украине. Там они остались безнаказанными, продолжая радостно убивать донбасских женщин и детей, поскольку их защищал весь западный мир, но это там, а здесь сила в его руках. И фашисты ответят за свои злодеяния. Так ответят, что даже памяти о них не останется. Хотя нет, помнить о них и их людоедских идеях национального превосходства нужно, чтобы не допустить ничего подобного впредь.

Не земляне смотрели на молодого капитана несколько растерянно, не понимая, почему он вдруг так взбесился. Враги ведь, чего от них еще ждать? Надо дать им понять, что это не просто враги, а нечто настолько инфернальное и жуткое, что бороться с ним — долг каждого мыслящего существа. А как это сделать? Артем немного подумал, а затем через имплант связался с Дархоном и попросил скачать с его памяти, оцифровать и дублировать на общий язык фильм «Обыкновенный фашизм». Для искина это не составило никаких затруднений, он пообещал, что через пять минут все будет готово.

— Вам очень не повезло напороться на представителей народа, который с этим вашим фюрером имел дело и однажды уже сломал ему хребет, — словно змея прошипел Артем, пугая пленников глазами, из которых рвался яростный белый свет, такого им видеть еще не доводилось и до доморощенных фашистов постепенно начало доходить, что они столкнулись с кем-то, кто куда выше человека. — Он после смерти к вам попал, но не успокоился и снова взялся за старое. Зря, очень зря. С ним случились мы. И умереть так просто я ему не позволю, он на своей шкуре прочувствует боль и отчаяние каждого, кто пострадал по его вине. Жаль, некому сообщить этой твари, что здесь жаждущие добраться до него русские…

Немного помолчав, Артем снова повернулся к экипажу и негромко сказал:

— Сейчас я хочу показать вам всем фильм с моей родины. Кто-то из моих земляков его, возможно, уже видел, но его стоит и пересмотреть, чтобы вспомнить, что такое фашизм. Сразу хочу сказать, пока последователи подонка Адольфа существуют в доступной близости, я не успокоюсь. Все, что он смог здесь построить, будет уничтожено. Одного только понять не могу…

Он снова повернулся к пленникам и спросил:

— Зачем? Зачем такое творить?!

— Право на жизнь имеют только чистокровные люди, а все прочие должны подохнуть и не сметь пачкать собой мир! — истерично взвизгнул старший из них. — Особенно поганые смески!

— Старые песни… — брезгливо скривился Михаил Иванович, он тоже скрипел зубами от ненависти, вспоминая Великую Отечественную, на которой и погиб. — А фильм давай, мне о нем рассказывали люди из более поздних времен, жаль, сам не видел, говорят, до глубины души пробирает.

— Мне тоже сослуживцы рассказывали, — задумчиво произнес Карл Генрихович. — Хоть я сам и немец, но я русский немец, и то, что сотворили эти… непростимо.

Весь экипаж собрался в большой кают-компании по соседству с рубкой, где и организовали просмотр. Немногим больше двух часов в зале царило молчание, слышался только голос диктора — Дархон сумел подобрать голос, звучащий точно так же, как в оригинале, только на общем языке. Даже пленников заставили смотреть, правда с кляпами, чтобы не портили впечатление своими протестующими воплями. А они явно хотели немало сказать, поскольку при виде особо отвратных деяний фашисткой нелюди мычали, искажая лица в гневных гримасах.

После того, как экран погас, все некоторое время молчали.

— Да уж… — поежился Карл Генрихович. — Не понимаю, как немецкий народ мог пойти за этим истериком… Как мог пойти на такие преступления?.. До меня просто не доходит…