ГЛАВА 22. АРАКОС, МАДИС. ЧТО ЗНАЕТ ОСТРОУХИЙ
Мазирис слёг. Ещё вчера великовозрастный детина носился без обуви, а сегодня, едва получив небольшой жар, тут же послал за мной. После того злополучного бала прошло всего три дня, и Его Высочество напрочь забыл об оскорблении, нанесённом мне, впрочем, скорее всего он лишь делал вид, не считая нужным извиняться перед такой мелочью, как я.
Нехотя, я отвлёкся от счетов, отправившись за слугой. Совершенно не хотелось даже видеть негодяя, но знак канцлера был возвращен и долг обязывал. В полумраке опущенных штор, в окружении пары десятков лекарей и сотни подушек лежал Его Величество.
— Поднимите меня, — слабым голосом протянул король, и слуги тут же напихали под его спину больше подушек, я едва справился с желанием закатить глаза. — Аракос, ты тут? — спросил Мазирис, прекрасно видя меня перед собой.
— Да, Свет Магикона, я тут, — отставив сарказм, ответил я.
— Ты готов составить моё завещание? — слабым голосом спросил «умирающий».
— Готов, Ваше Высочество, — покорно согласился я, доставая магическое перо.
— По воле моей, пока рассудок не затуманила хворь окончательно… — драматично раскинув руки, вещал король, — ты пишешь? — я согласно кивнул, — назначаю я главным в царстве моем осиротившем, шута Хвинки, — мальчишки-пажи тихо захихикали, — а советником его, наидостойнейшую из всех, а посему самую жирную, свинью в моем царском хлеву, — придворные давились со смеху. — А теперь оставь меня, Аракос, и дай спокойно умереть.
— Вы же просили принести государственно важные бумаги, — напомнил я, указывая на стопку тщательно отобранных и действительно важных документов.
— Всё к Хвинки, дай мне спокойно отойти к богам! — приподнявшись, Его Величество рухнул на подушки с громким стоном, — и возвестите скорее в должности свинью.
Развернувшись на каблуках, покинул спальню больного, такие спектакли уже устраивались по поводу хвори, и только я наивно тащил на них документы, в надежде привлечь внимание государя хотя бы на минутку. Вот это действительно было смешно.
А что было не смешно, так это потасовка на Рыночной площади: как и вещал мой слухач, события Свияра переместились в столицу. Вчера был забит до смерти ещё один сборщик подати, что собирал дань для Гурии. Слухи назойливыми мухами летали по городу, передаваясь из уст в уста, теперь и без помощников я мог догадаться, о чём шепчется народ. Налоги и так высоки, хватит терпеть нахлебников, два процента — это не мало, это ведь наши деньги, а королю плевать, что мы обнищали и скатились… Эти голоса так и стояли у меня в ушах, не давая нормально спать. Простой люд рассуждал сотню раз здраво, но в силу ограниченности — лишь с одной стороны. Если Гурия не получит подать, она начнет голодать, точнее, не начнет, а засунет руку в пустой карман, протрезвеет и взяв мечи, отправится на Юг. И что мы ей предложим? Разжиревших до размеров хавроний стражников? Уменьшившийся вдвое за последнее столетия боевой магический клан? Или пустую казну, в которой не хватит денег на наёмников? А этот пустоголовый болван только и способен на дурачество!
Горестно размышлял я о судьбе Магикона под нашествием северного соседа, вдруг дверь в мой кабинет отварилась, громко стукнув золоченой ручкой о стену. На носилках, оббитых бархатом, в мой кабинет слуги тащили жирную свинью, укутанную в мантию короля, впереди шествие возглавлял Мазирис, постоянно останавливая процессию и разговаривая со свиньей:
— Что вы сказали, господин канцлер? Ах, ну конечно, — хлопнул в ладоши Его Высочество и обратился к слугам, — поставьте канцлера на ноги, он может идти сам и даже хочет побегать!
Приказ тут же исполнили, хавронья хрюкнула, не желая покидать теплую подстилку, Мазирис размахнулся, и звонко шлепнув по ляжкам, отправил животное носиться по кабинету с визгом. Свинья, убегая от короля врезалась в стол, бумаги о податях взмыли вверх. Его Высочество скакал, хватая документы, словно дети снег, комкал и швырял в пажей. Сжав кулаки, я выскочил прочь, не в силах смотреть, как уничтожают мой недельный труд.