– Египт второй язык в наш земля, господин. Но мы говорим на м'ера. Он родной язык нам. Мы зовём Египт «шамри».
– … а сами они себя зовут «тaмри».
– Мой господин хорошо заметить это, – улыбнулась она. – Это наша как это… игра слов. Шамри в наш язык значить э-э… червь, который пьёт кровь.
Я усмехнулся.
– Пиявка. Что ж, боги одарили ваш народ юмором. Но почему вы прозвали их так?
– Мы долго были вместе. И боги Египт были наши боги. Но многие из нас начали понять, что Египт хотят лишь наш земля и власть, – взволнованно произнесла она. – Они не хотят чтобы мы говорить наш язык. Они пришли с много солдат к нам. Они думай, что они лучше всех и только они могут решай за нас. Они приказывай служить другой народ, как и… – она вдруг резко замолчала.
Я подошёл ближе.
– Как и Рим?
Она тут же опустила голову.
Я протянул руку и коснулся её подбородка, заставляя поднять голову.
– Смотри мне в глаза.
Она посмотрела мне в глаза. Это были бездонные блюдца полные детского испуга.
– Я прошу простить, мой господин! Я неблагодарна ему. Я очень плохо сказать. Я не должна так говорить. Мой господин должен наказать меня! – У неё задрожали губы.
– Ты ещё ничего не сказала. Но то, о чём ты подумала правда для тебя. Твоя честность не заслуживает наказания. Тебе не за что любить Рим, как и Египет. Ступай, твоя госпожа ждёт тебя.
Она в слезах выбежала из моего кабинета.
Я двинулся в атриум, взял деревянный молоток и ударил по бронзовому гонгу, подвешенному рядом со статуей Флоры. Пришел Порцир и Малла, старшая служанка. Я дал знак Порциру удалиться.
– Малла!
Она поклонилась и приготовилась слушать.
– У нас новая служанка. Она трудолюбива и скромна. Но её одежда весьма открыта, а она из южных земель. Если она заболеет, госпоже придётся искать другую. Позаботься выбрать ей новую одежду.
– Всё исполню, господин.
Мне часто приходилось лгать во чьё-то спасение. Говоря это сейчас, я подумал о своём.
III
Папирий Курсор
У нас ещё гостила сестра Плинии. Септимия сказала, что её подруга дала ей деньги, чтобы сшить
Через четыре дня портной сделал работу и прислал готовое платье. Примерку решили сделать в атриуме, куда падало больше света. Я направлялся в сад и прошёл позади них по коридору. Мимоходом меня угораздило повернуть голову и бросить взгляд в тот момент, когда Деба сняла с себя одежду и взяла столу из рук Маллы. Каким-то образом нубийка почувствовала мои глаза и быстро повернула голову. Я отвернулся и проследовал дальше.
Я находился в саду некоторое время. Закрыв глаза, я практиковал упражнения персидского «слепого» боя, когда Ритигир разыскал меня.
– Господин! Важные гости посетили твой дом. Они ожидают тебя.
Моя туника была мокра от пота. Недоумевая, я умыл лицо и руки и поспешил посмотреть кто это.
… Жена с сестрой и рабыня находились ещё там. В следующий момент из вестибюля показались два человека. Один был в тоге с пурпурной окантовкой. Он был в годах, но хорошо выглядел. У него были короткие седые волосы, гладко выбритое лицо и надменный непроницаемый взгляд. Его звали Тит Папирий Курсор. Он был один из самых влиятельных людей в Риме. Его сопровождала красивая элегантная женщина на вид намного моложе его по имени Фабия Амбуста, которая была его женой. Рядом с ней стояла девочка, её дочь.
Я совершенно не был готов, что столь высокое лицо с семьёй посетит мой дом. Если такие знатные гости приходят без приглашения или уведомления накануне, это знак особого расположения. Но я не понимал, чем я заслужил его внимание.
– Сенатор, – сказал я растерянно, – это большая честь для моего дома. Я несказанно польщён визитом и прошу простить меня за ненадлежащий вид. Если сенатор даст мне время, я сейчас же переоденусь и распоряжусь накрыть стол для столь уважаемых гостей.
Он улыбнулся:
– Не стоит, советник. Это я должен извиниться за свой визит. Но я просто не мог не айти, чтобы увидеть славного патриота, о котором говорит весь Рим.
Вероятно, он имел в виду историю с поимкой карфагенина. Я сделал почтительный кивок. Следом Плиния. Следом её сестра. Следом Малла и Деба, которые склонили головы до пояса.
Тут я заметил, что Фабия, пробегая глазами по всему дому, вдруг неожиданно заострила своё внимание на нубийке. Её лицо сразу же переменилось. Вид рабыни вызвал у неё сначала удивление, а затем негодование. Склонившись к уху сенатора, она что-то быстрое ему зашептала. Деба же, как только увидела Фабию, вдруг побледнела, стала беспокойна и, казалось, дай ей волю, она тут же выскочит комнаты…