Удручающие сцены в Кэмп-Девенсе шокировали как молодых врачей, так и закаленных медиков. Один из коллег Воана, доктор Рой Грист, оставил наглядное описание этого нового гриппа в письме к другу:
Работа в таких условиях была и удручающей, и утомительной, о чем свидетельствуют заключительные слова Гриста: «Все здешние мужчины – хорошие парни, но я так чертовски устал от пневмонии, потому что мы едим ее, живем ею, видим ее во сне, не говоря уже о том, чтобы дышать ею 16 часов в день… Прощай, старина, с Богом, пока мы снова не встретимся» [45].
Письмо Гриста, свидетельствовавшее об ужасах испанского гриппа, было обнаружено среди бумаг в старом сундуке в 1979 году. Мы не знаем, пережил ли доктор Грист войну или погиб вместе со своими пациентами. Среди погибших был и медицинский персонал, потому что смертность в Кэмп-Девенсе составляла сто человек в день.
Когда опытный патолог доктор Уильям Уэлч прибыл в Кэмп-Девенс, он подтвердил, что причиной смерти в большинстве случаев была дыхательная недостаточность. Вскрытие показало синие распухшие легкие, наполненные кровавой жидкостью. Спокойный и полный достоинства человек, видевший много ужасного, Уэлч был явно потрясен открывшимися его глазам сценами. Его молодой коллега, доктор Руфус Коул, позже заметил: «Я был потрясен, обнаружив, что ситуация, по крайней мере на мгновение, была слишком тяжелой даже для доктора Уэлча» [46].
Уэлч, вместе с Воаном и Коулом, немедленно сообщил генералу Маккейну, что в Кэмп-Девенсе необходимо ввести карантин, чтобы больше никакие войска не прибывали и не покидали лагерь. Кроме того, необходимо как можно скорее привлечь к работе еще больше медицинских работников. Но Маккейн, которому предстояло выиграть войну, «вынужден был медлить и уклоняться от введения этих мер и игнорировать даже минимальные предложения, которые они делали» [47].
Уэлчу оставалось только озвучить тревогу врачей и бессилие медицинской науки перед лицом этого натиска. Уэлч не побоялся выразить словами свои глубочайшие опасения: «Это, должно быть, какая-то новая инфекция», – сказал он, а затем использовал одно из немногих слов в медицинском лексиконе, которое все еще имеет ауру суеверного ужаса, – «чума» [48].