Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Двадцать пять китайских моряков, страдающих гриппом, были доставлены со своего корабля в муниципальный жилой дом, который был превращен в больницу скорой помощи. К ужасу их встретили фигуры в белых масках и одеждах, которые не говорили по-китайски. Нашли переводчика, но он сбежал, когда речь зашла об испанском гриппе. Опасаясь, что их ограбят, матросы отказались раздеваться, а боясь, что их отравят, отказались есть. Жертвами взаимного непонимания стали семнадцать из двадцати пяти моряков [31].

Но официальное настроение оставалось бодрым. В конце сентября 1918 года The Journal of the American Medical Association утверждал, что испанский грипп может показаться необычным, но это «не должно придавать ему большего значения и вызывать больший страх, чем грипп без нового названия». Журнал также утверждал, что испанский грипп «практически исчез в союзных войсках» [32].

Несмотря на эти заявления, больница Бельвью в Манхэттене была быстро переполнена пациентами. Люди умирали в кроватях, на носилках и в коридорах. В педиатрических палатах детей укладывали по трое на одну койку. После того как прачки запаниковали и сбежали, не осталось чистого белья. Чистота, порядок и дисциплина – основа больничной жизни – исчезли.

Дороти Деминг, студентка-медсестра во время пандемии, вспоминала: «Больше не было привычных обходов ни для лечащих врачей, ни для студентов-медиков. Врачи приходили и уходили в любое время суток, вызывая медсестру только тогда, когда отдавали приказ или нуждались в помощи. Обычно после полуночи приходил изможденный врач, чтобы в последний раз осмотреть пациента, а потом, шатаясь, шел домой спать» [33].

Другая медсестра была шокирована разницей между общим уходом и сценами, с которыми она сталкивалась ежедневно.

До эпидемии смерть казалась милостивой, приходя к очень старым, неизлечимо больным или поражая внезапно, без ведома жертв. Теперь мы видели, как смерть жестоко и безжалостно хватала сильных, крепких молодых женщин в расцвете сил. Грипп притупил их сопротивление, сдавил легкие, сжал сердца… В этой бессмысленной трате человеческой жизни не было ничего, кроме уныния и ужаса.

Много раз по утрам мы с Дороти (еще одной Дороти, подругой Деминг) усердно ухаживали за пациентом, пытаясь найти слова утешения для ошеломленных родителей, мужей и детей. Однажды на рассвете – чудесное утро с розовыми облаками над серыми зданиями напротив – после особенно печальной смерти я поняла, что слезы, которые я проливала про себя, должны найти выход. Я бросилась к бельевой комнате, которая всегда была нашим убежищем, и там передо мной стояла Дороти, рыдая от всего сердца [34].

Дороти Деминг находила некоторое утешение в том, что она «вносит свою лепту», работая на нужды фронта, что в то время было жизненно важным соображением. Дороти казалось, что уход за больными в таких условиях равнозначен пребыванию под огнем, как «наши братья в Аргоне» [35]. Несмотря на эту железную решимость, шум, доносившийся из палат, был таким громким, что Дороти могла спать только с маской для глаз, сделанной из черного шелкового чулка, и заткнув ватой уши [36].

В Колумбийском пресвитерианском госпитале в Вашингтоне Хайтс доктор Альберт Лэмб осознал тот факт, что имеет дело с неизведанной новой болезнью. Он описывал новых пациентов весьма наглядно: «Они синие, как черника, и плюются кровью» [37]. Теперь уже известные стигматы испанского гриппа добавляли нотку ужаса к знакомым симптомам гриппа: сильное носовое кровотечение, массивное кровоизлияние, дыхательная недостаточность и цианоз. Каждая больничная палата была видением ада.

Но, несмотря на эти ужасные доказательства, комиссар общественного здравоохранения Нью-Йорка Ройял С. Коупленд отказался принять элементарные меры, такие как закрытие школ и театров, заявив, что эпидемия, хотя была широко распространена, не являлась серьезной угрозой. «Я держу свои театры в таком же хорошем состоянии, как моя жена держит наш дом, – сказал он журналистам [38]. – И я могу поручиться, что это совершенно гигиенично» [39]. В тот же день, когда Коупленд произнес эту речь, 354 жителя города умерли от гриппа [40].