Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Воспоминания расплывчаты. Помню санитара – шахтера из Дарема – раньше он обтирал меня губкой, и я помню, как он жалел мои горящие руки. Затем был поздний вечер, когда я спросил о сестре, и мне сказали, что она сможет прийти не раньше, чем через час. Я забыл, что мне было нужно, я чувствовал себя очень плохо, и только тогда я могу вспомнить, что мой разум сбился с пути, потому что у меня были некоторые путаные идеи о китайском рабочем корпусе. 19–21 ноября: температура колеблется от 37,7 до 40 градусов, и время от времени меня знобило во сне. Я почувствовал, что мое легкое не в порядке, и попытался меньше дышать. 22 ноября: правое легкое тоже пострадало, но мне не стало хуже. Сестры дали мне аспирин, & Mist Amm & Carb, [карбонат аммония, традиционное средство от сердечных заболеваний] и белладонну. Потом меня перенесли в другой шатер. Там был один офицер, Смит. Он кричал две ночи подряд, и меня усыпили снотворным. На третью ночь он умер около 9 часов вечера. Я этого не знал, пока ночная сестра Кьюли не сказала мне, когда я вернулся в прежнюю палатку. 23 ноября, после одиннадцати дней сильной лихорадки, температура упала до 37,3 °C и не поднималась больше, чем на один-два пункта выше нормы. Сестра Кьюли была родом из «пригорода Манчестера», «домашняя и очень добрая». Герлинг приходил и ежедневно прослушивал меня через стетоскоп, он однажды сказал сестре: «И вот перед нами самый безропотный человек на земле» [66].

В конце концов, когда он достаточно поправился, Уэйна отнесли на носилках в санитарный поезд № 10. Там была еда, но не было умывальных принадлежностей. Уэйна отвезли в Руан, а там его ждала скорая помощь и «долгая темная поездка» в главную больницу № 8. Он пробыл там две ночи, а затем его отправили в Трувиль, «потому что оттуда было легче эвакуировать в Англию». Уэйн с удовлетворением отметил, что его лечит «врач – сторонник алкоголя» [67]. Затем он отправился в госпиталь № 74 и был переведен в офицерскую палату № 1, «палату, которая 12 дней была моим домом» [68].

Рядовой Ричард Фут также сумел оставить отчет о своем опыте [69]. Через несколько дней после перемирия 62-я дивизия рядового Фута получила приказ выступить в Германию вместе с оккупационной армией. Это была весьма значительная честь, оказанная только двум территориальным армейским дивизиям. Другой была 51-я горная дивизия, с которой 62-я дивизия участвовала в успешных боях при Авренкуре в 1917 году и на Марне в 1918 году. Но за несколько недель до окончания войны эта честь обернулась такими же потерями, как и любое сражение.