– Я напишу официальный запрос на изъятие документов, – сказал он. – А тебе придется все-таки как-то разговорить Штейна и остальных. Слухи в суд особо не предъявишь, так что тебе придется постараться. Так, теперь остальные… действуем, как договаривались. Селена и Илис – в Библиотеку, потом в Храм Моря, потом в Храм Любви. Эрик, мы с тобой пойдем в Храм Дороги, и, если получится связаться с сэром Джаем – в Храм Героев, потом – по ситуации. Вопросы, предложения, замечания? Тогда работаем…
***
– Никогда не понимал людей, которые сюда приходят, – признался Эрик перед тем, как зайти в Храм Дороги. – Что должно быть в голове у человека, чтобы он стал малинопоклонником?
– Я бы не сказал, что тут народ особо толпится, но, конечно, храм некоторой популярностью все-таки пользуется. Но неужели ты считаешь Малина абсолютным злом? – поинтересовался у него Квентин несколько насмешливо.
– Нет, я вообще не слишком религиозен, – ответил Эрик. – Честно говоря, я склоняюсь к мысли, что религия – это сплошное надувательство. То есть не то, чтобы я не верил в существование богов, просто мне кажется, им до нас особого дела нет. Взять того же Малина. Как-то не могу представить его лично подстраивающим смертным пакости и неприятности. Мелко это как-то и глупо. Но еще глупее выглядят люди, которые поклоняются богу, который занимается такими делами. Где логика? Поклоняться такому богу – это все равно, что пригожей девице в богатом платье и с пухлым кошельком в руках специально расхаживать возле логова разбойников, чтобы они ее НЕ тронули. А потом удивляться, что девицу ограбили, раздели и изнасиловали. На что надеются эти люди?
– Интересные вещи ты говоришь, – заметил Квентин. – Ты же себе противоречишь. Если ты считаешь, что богам до смертных дела нет, то твоя девица может сколько угодно расхаживать возле логова, и ей ничего не будет, нет?
– Так я и говорю – глупо. Что так глупо, что этак.
– Вы упускаете одну деталь, старший констебль, – раздался вдруг голос Энжела Сувари откуда-то слева. Он вышел из-за угла храма, держа в одной руке садовые ножницы, а во второй – пустое ведерко. – Возле логова разбойника гуляет вовсе не девица в красивом платье с набитым кошельком. Возле логова разбойника гуляет бывший фермер, поля которого были затоптаны проходящей мимо армией солдат. Его дом отобрал за долги богатый сосед, а невесту соблазнил смазливый городской повеса, проезжавший мимо. Согласитесь, такому человеку уже особо нечего терять, а разбойники разбойникам рознь бывают, могут, ведь, и помочь бедолаге. А если разбойник спит крепким сном и совсем не интересуется происходящим вокруг, то вреда от такой прогулки точно не будет. Добрый день, господа стражи. Вы уже пришли меня арестовать, или только поговорить?
– Уяснить несколько вопросов, – сказал Квентин.
– В таком случае идемте ко мне наверх, – сказал жрец.
Они прошли за ним через главный зал храма, поднялись по потайной лестнице на второй этаж и оказались на кухне, самой обычной кухне, какую можно найти в любой холостяцкой квартире. То есть здесь имелась самая обычная дровяная печь, большой обеденный стол, несколько шкафов с посудой, разделочный столик и мойка. На кухне было чисто, чувствовалось, что живущий здесь человек не готовит ничего сложнее яичницы.
Энжел извинился, вышел на минуту куда-то и вернулся уже без садового инвентаря и с вымытыми руками, после чего принялся устраивать на плите чайник.
– Итак? – поинтересовался он, когда огонь под чайником загорелся. – Вы хотели меня о чем-то спросить? Спрашивайте.
– Протокол на тебе, – сказал Квентин Эрику. – Да, Энжел, у нас накопились к вам вопросы. Прежде всего: о чем вы говорили с братом возле камина в Храме Плодородия в тот вечер, когда были похищены подсвечники?
– Вы не допускаете мысли, что я могу забыть, о чем шла речь? – спросил Энжел, выставляя на стол чайный сервиз.
– Допускаю, но это не ответ на мой вопрос. Впрочем, если вы утверждаете, что забыли…
– Ничего такого я не утверждаю, – сказал Энжел. – Но, видимо, у вас никогда не было ни брата, ни сестры. Тем более близнеца. Мы с братом, к сожалению, видимся не так уж часто, так что при встрече нам есть о чем поговорить. Могу уверить вас, что никакого отношения наш разговор к подсвечникам не имел, а к камину мы отходили только потому, что там нас не могли услышать другие.
– Послушайте, Энжел, я ведь задал прямой вопрос, – сказал Квентин. – И хотел получить на него ответ, который я бы мог самостоятельно интерпретировать на предмет отношения к делу. Зачем вам надо все усложнять? Ваши семейные тайны, сами по себе, следствие не интересуют, так что никакого смысла скрывать содержимое вашей беседы нет. Зачем вы усложняете?