– Как бы не так, милочка. Он явно хотел что-то сказать, сам того не сознавая, – медленно произнесла миссис Хоторн, облекая мысли в слова. – Когда-то существовала организация, которая протестовала против законопроекта о принудительной контрацепции. Я вступила в нее. Мы часами ходили с плакатами. Печатали брошюры. Приставали с разговорами к прохожим. Мы тратили свое время и деньги, трепали себе нервы, потому что хотели распространять свои идеи. И если бы к нам присоединился парень с пустым плакатом, он бы что-то говорил им. Его плакат означает, что у него нет своего мнения. Если бы он присоединился к нам, он бы говорил, что у нас тоже нет мнения. Он бы говорил, что наше мнение гроша ломаного не стоит.
– Расскажите ему об этом, когда проснется, – посоветовал я. – Пусть запишет в свой блокнот.
– Но в его блокноте написана неправда. Разве стал бы он ходить с пустым плакатом среди людей, с которыми согласен?
– Может быть, и нет.
– Я… наверное, не люблю людей, у которых нет своего мнения.
Миссис Хоторн встала. Она несколько часов просидела по-турецки.
– Вы не в курсе, нет ли поблизости аппарата с газировкой?
Разумеется, нет. Ни одна частная компания не захочет менять сломанные автоматы пару раз в день. Но от слов миссис Хоторн жажда разыгралась с новой силой. В конце концов мы все поднялись и направились к питьевому фонтанчику.
Все, кроме парня с пустым плакатом.
Отличная вышла история с пустым плакатом. Как странно и как страшно, что такое базовое право, как свобода слова, зависит от такого пустяка, как парящая в небе гляделка.
Хотелось пить.
Подсвеченный городскими огнями парк пересекали тени с острыми краями. В неверном свете казалось, что можно разглядеть намного больше, чем на самом деле. Я всматривался в тени, но, хотя повсюду что-то происходило, видел только тех, кто шевелился. Мы вчетвером сидели под огромным дубом и наверняка были невидимы издалека.
Разговаривали мало. В парке было тихо, только от фонтанчика время от времени доносился хохот.
Нестерпимо хотелось пить. Моим спутникам, очевидно, тоже. Фонтанчик – цельный куб из бетона – находился прямо перед нами на открытом месте. Вокруг него расположились пятеро мужчин.
Все пятеро были одеты в хлопчатобумажные шорты с большими карманами и выглядели как первоклассные спортсмены. Возможно, они принадлежали к одному ордену, или братству, или отряду офицеров резерва.
Они захватили фонтанчик.
Когда кто-нибудь пытался попить, высокий пепельный блондин делал шаг вперед, вытянув растопыренную пятерню. Его лягушачий рот растягивался в ухмылке, которая в иных обстоятельствах могла показаться заразительной.
– Сюда нельзя. Проход закрыт именем бессмертного Ктулху, – гулко басил он какую-нибудь чушь.
Проблема заключалась в том, что они не шутили. А может, и шутили, только пить никому не давали.
Когда мы подошли, девушка в полотенце пыталась их уговорить. Ничего не получилось. Они еще больше надулись от гордости: хорошенькая полуголая девица умоляет их дать воды! В конце концов она сдалась и отошла.
В тусклом свете ее волосы отливали рыжим. Мне хотелось верить, что это та девушка, ходившая в плаще. Судя по голосу, она была совершенно невредимой.
Толстяк в желтом офисном свитере попытался качать права. Это было ошибкой. Неподходящая ночь для такого занятия. Блондин довел его до истерики. Исторгнув поток не слишком изощренных ругательств, толстяк попытался ударить блондина. На крикуна набросились сразу трое. Он со стонами уполз на карачках, угрожая вызвать полицию и подать в суд.
Почему никто ничего не сделал?
Я наблюдал за происходящим, сидя под дубом. Могу рассказать, почему не стал вмешиваться. Во-первых, почему-то ждал, что гляделка шарахнет обоих драчунов. Во-вторых, мне не понравился крикливый толстяк. Не люблю сквернословов. В-третьих, я надеялся, что вмешается кто-то другой.
Как и в случае с девушкой в плаще. Черт!
– Рональд, сколько времени? – спросила миссис Хоторн.
Наверное, Рон единственный во всем Королевском свободном парке знал, который час. Обычно ценные вещи оставляли в шкафчиках у входов. Много лет назад Рон разбогател на продажах гравированных бутылок из-под пива и имплантировал себе часы. Под кожей на его запястье вспыхнули красное кольцо и две красные линии. Женщины сидели между нами, но я заметил, как он взглянул на руку.
– Четверть двенадцатого.
– Как вы полагаете, может, им наскучит и они уйдут? – жалобно спросила миссис Хоторн. – Уже двадцать минут никто не пытался попить.
Джилл прижалась ко мне в темноте.
– Вряд ли им более скучно, чем нам. Думаю, им наскучит, но они не уйдут. Кроме того… – Она не договорила.
– Кроме того, нам хочется пить сейчас, – сказал я.
– Да.
– Рон, ты не видел тех парней, которые швырялись камнями? Особенно того, который сбил гляделку.
– Нет.
Неудивительно. В такой-то темноте.
– А ты не помнишь, как его… – Я даже договаривать не стал.
– Помню! – внезапно ответил Рон.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. Его звали Пучеглаз. Такое имечко не забудешь.
– Наверное, у него были большие выпуклые глаза?
– Я не обратил внимания.