Хроники Кадуола

Глоуэн смотрел ему вслед, кипя от раздражения. Арлес прошел между двумя героическими статуями, обрамлявшими вход в английский парк Клаттоков и скрылся из виду. Глоуэн размышлял: показатель, равный 29 или 31? Через пять лет кандидатуры он может снизиться до 25, что означало статус «временного наемного работника» и переселение из пансиона Клаттоков в общежитие для наемных работников. Потеряв право занимать постоянную должность на станции, ему предстояло разлучиться с отцом и отказаться от множества приятных и удобных преимуществ.

Глоуэн повернулся к водам лагуны. Со времен основания станции Араминта судьба сыграла такую же мрачную шутку с тысячами лишних потомков «отцов-основателей», но возможность трагедии неудачного происхождения впервые затронула его самого.

Что подумают девушки? Глоуэн придавал значение мнениям прекрасного пола. Например, его интересовала Эрлина Оффо, уже вступившая на долгий и славный путь разбивания сердец. Как отнесется к его провалу Тиция Вук — изящная благоухающая блондинка, хрупкая, как цветок левкоя, но гордая и отстраненная, как все Вуки?[8] Кроме того, утренний разговор живо напомнил ему о веселой Сесили Ведер, в последнее время относившейся к Глоуэну с заметным дружелюбием. Молодой человек с показателем статуса, равным 30, не имел никакого будущего — ни одна красавица не взглянула бы на него дважды!

Покинув причал, Глоуэн уныло побрел вслед за Арлесом наверх, к пансиону Клаттоков — худощавая темноволосая фигура, незначительная на фоне роскошного прибрежного парка, но достойная самого пристального внимания с точки зрения Глоуэна и его отца, Шарда.

Вернувшись в пансион, Глоуэн поднялся в свою квартиру на восточном конце галереи второго этажа. К его величайшему облегчению, отец уже был дома.

Шард сразу подметил смятение, овладевшее сыном: «Ты что-то рано начинаешь нервничать».

«Арлес заявляет, что ему известен показатель моего статуса, и что он равен двадцати девяти или тридцати одному», — ответил Глоуэн.

Шард поднял брови: «Двадцати девяти? Даже тридцати одному? Каким образом? Ты бы оказался в числе наемных работников, еще не поступив на службу!»

«Вот именно».

«На твоем месте я не обращал бы внимания на Арлеса. Он просто хотел тебя расстроить — и, по-моему, ему это удалось».

«Он утверждает, что слышал эти цифры от Спанчетты! И еще он что-то проворчал по поводу того, что мое происхождение не зарегистрировано».

«Даже так? — Шард задумался. — Что он имел в виду?»

«Не знаю. Я ему сказал, что ему не может быть известен мой показатель, а он говорит: почему нет? Говорит, что мое происхождение — точнее говоря, отсутствие происхождения — позволяет рассчитать мой статус любому желающему».

«Хм, — пробормотал Шард. — Кажется, я догадываюсь, в чем дело... Хотел бы я знать...» Помолчав, Шард подошел к окну и заложил руки за спину: «Действительно, вся эта история попахивает происками Спанчетты».

«Она может изменить мой показатель?»

«Любопытный вопрос. Спанчетта работает в отделе A, у нее есть доступ к компьютеру. Но она не посмела бы подделывать записи — за это полагается смертная казнь. Надо полагать, она придумала какой-то законный способ повлиять на результат — если она вообще что-нибудь придумала».

Глоуэн недоуменно покачал головой: «Зачем ей вообще заниматься такими вещами? Какое ей дело до моего статуса?»

«Мы еще не знаем, пытался ли кто-нибудь изменить результаты расчетов. Если такая попытка имела место, ниоткуда не следует, что это дело рук Спанчетты. Но если это проделки Спанчетты, ответ на твой вопрос очень прост: Спанчетта никогда ничего не забывает и не прощает. Я расскажу тебе историю, которую ты, наверное, никогда не слышал.

Давным-давно Спанчетта вознамерилась выйти за меня замуж и успела, по-видимому, тайком договориться с домоправительницей и с кастеляншей Лилианой. Так или иначе, правление стало серьезно рассматривать возможность такого брака, не посоветовавшись со мной. Однажды вечером мы играли в ипенг. Спанчетта тоже решила поиграть — бегала по площадке, кричала, ругалась, распоряжалась, размахивая руками и становясь в позы, объявляла аут, когда шар попадал в сетку, путала серые шары с розовыми и яростно отрицала проигрыш, когда не успевала отбить подачу. Короче говоря, привлекала к себе внимание всеми способами. В связи с чем Вилмор Ведер, оказавшись рядом со мной, заметил: «Держись, Шард! Похоже на то, что твоя женитьба станет настоящим испытанием».

«Какая женитьба? — спрашиваю я. — От кого ты слышал о моей женитьбе?»

«Разве ты не женишься? Все только об этом и говорят!»

«Странно, что никто не удосужился посвятить меня в эту тайну. И кому же посчастливилось стать моей невестой?»

«Спанчетте, кому еще? Если верить Карлотте, день свадьбы уже назначен».

«Не следует верить Карлотте — у нее язык без костей. Я не женюсь на Спанчетте! Ни сегодня, ни завтра, ни в прошлом году, ни после второго пришествия Пулиуса Файстершнапа! Короче — никогда и ни при каких обстоятельствах! Я достаточно ясно выражаюсь?»