Хроники Кадуола

Симонетта улетела на планету Соум, где устроилась чистильщицей сардин на консервной фабрике. По словам Спанчетты, уже через несколько недель Смонни уволилась и присоединилась к аскетической религиозной общине. Никаких дальнейших сведений о ее местопребывании не поступало.

В свое время у Марьи родился Глоуэн. Через три года Марья утонула в лагуне. На берегу, неподалеку от места происшествия, околачивались два йипа. Их спросили: почему они не поспешили на помощь тонувшей? «Мы тут не дежурим», — ответил один. «Это не наше дело», — пояснил другой. Оба растерянно выражали полное непонимание ситуации. Обоих немедленно выслали в Йиптон.

Шард Клатток никогда не заводил разговор об этой трагедии, а Глоуэн никогда не задавал напоминавших о ней вопросов. Шард не проявлял ни малейшей склонности к повторной женитьбе — несмотря на то, что многие дамы считали его представительным мужчиной и подходящим кандидатом. Человек худощавый и сильный, хотя и невысокий, Шард коротко стриг жесткие, преждевременно поседевшие волосы. Он говорил мало и тихо, прищуривая небесно-голубые глаза в те редкие моменты, когда смотрел прямо на собеседника.

Утром в день рождения Глоуэна отец и сын едва успели покончить с завтраком, как Шарда вызвали в отдел B по срочному делу. У Глоуэна не было никаких дел — он не спешил вставать из-за стола, пока два лакея-йипа уносили посуду и прибирали в комнатах. Наблюдая за островитянами, Глоуэн пытался представить себе, какие мысли скрывались за загадочно-улыбчивыми масками их лиц. Быстрые взгляды украдкой, искоса — о чем они говорили? Об издевке и презрении? О безобидном любопытстве? Или ни о чем вообще? Глоуэн никак не мог сделать окончательный вывод, а поведение йипов ничего не подсказывало. «Не мешало бы научиться понимать короткие шипящие звуки, которыми йипы обмениваются между собой», — подумал он.

В конце концов Глоуэн поднялся на ноги, вышел из пансиона Клаттоков и, прогуливаясь, спустился к лагуне — веренице полноводных затонов в устье реки Уонн, окаймленных по берегам привозной и туземной растительностью:[4] черным бамбуком, плакучей ивой и тополями, пурпурно-зелеными кромами. В свежем воздухе солнечного утра чувствовался привкус осени — через несколько недель должны были начаться занятия в лицее.

Глоуэн приблизился к принадлежавшей Клаттокам крытой пристани — не уступавшему изяществом причалам других кланов прямоугольному сооружению с арочной крышей из зеленого и синего стекла, опиравшейся на фигурные чугунные опоры.

В те годы Клаттоки — за исключением, пожалуй, Шарда и Глоуэна — не слишком увлекались парусным спортом. Под навесом были пришвартованы пара плоскодонок, широкопалубный шлюп длиной чуть больше восьми метров и пятнадцатиметровый кеч для более продолжительного плавания в открытом море.[5]

Причал стал одним из любимых мест уединения Глоуэна. Здесь его почти наверняка никто не стал бы беспокоить, здесь можно было собраться с мыслями, в чем он особенно нуждался теперь — Глоуэн тяготился участием в коллективных трапезах, а сегодня вдобавок ко всему предстояло празднование его совершеннолетия.

Шард заверил его: церемония будет не более чем формальностью. От Глоуэна не требовалось выставлять себя на посмешище, произнося речь, клятву или что-нибудь в этом роде. «Поужинаешь с родней, вот и все, — успокоительно говорил Шард. — Ты же знаешь — Клаттоки, по большей части, люди скучные и поверхностные. Через несколько минут о тебе забудут, займутся сплетнями и мелочными интригами. А под конец Фратано объявит тебя кандидатом на постоянную должность и назовет показатель твоего статуса. Можно смело предположить, что он равен 24, в худшем случае 25 — что не так уж плохо, если учитывать количество кряхтящих от радикулита и убеленных сединами субъектов вокруг трапезного стола».

«И не нужно ничего говорить?»

«Практически ничего. Если кто-нибудь возьмет на себя труд завязать с тобой разговор, вежливо отвечай. А если нет — ешь молча, и никто не останется в обиде».

Глоуэн присел на скамью — здесь открывался вид на лагуну и можно было любоваться игрой солнечного света и теней на воде. «В конце концов, может быть, все обойдется, — убеждал он себя. — Было бы гораздо лучше, конечно, если бы мне скостили пару баллов. Тогда можно было бы вздохнуть свободно...»

Его размышления прервались — ритмично заскрипели доски. У входа на причал появилась плечистая фигура. Глоуэн поморщился: меньше всего сегодня ему хотелось видеть Арлеса. Курносый круглолицый увалень с пухлыми губами, Арлес был на пару лет старше Глоуэна, на голову выше и килограммов на двадцать тяжелее. Буйные черные кудри отпрыска Спанчетты этим утром сдерживала модная кепка, залихватски повернутая козырьком набок.

Восемнадцатилетний Арлес уже получил завидный показатель статуса, равный 16 — благодаря тому обстоятельству, что Валарт, его дед с материнской стороны, был прямым потомком бывшего домоправителя Дамиана, отца нынешнего управляющего Фратано.[6] Только серьезное преступление или полный провал на экзаменах в лицее могли отравить жизнь счастливчику Арлесу.