Хроники Кадуола

Глоуэн кивнул. Он внимательно разглядывал Керди, чувствуя, как у него все переворачивается внутри от отвращения. В эту минуту Керди вел себя совершенно нормально, не проявляя никаких признаков подавленности или замкнутого самокопания, преобладавших, пока он сопровождал Глоуэна на других планетах. Напротив, Керди демонстрировал сердечную искренность и мальчишескую простоту, которые, в сочетании с его большим розовым лицом, голубыми, как фарфор, глазами и наивной ухмылкой, в старые добрые времена заставляли прощать ему мелкие недостатки.

Глоуэн смотрел, как зачарованный. Керди, сидевший перед ним, ничем не напоминал Керди, оставленного им в Фексельбурге на Тассадеро. Керди поднес ко рту вилку с кусочком тушеной рыбы, попробовал рыбу и, подняв голову, вытер губы салфеткой. При этом его взгляд скользнул по лицу Глоуэна и стал неподвижным. Плечи Керди медленно опустились, глаза уставились в стол, с лица исчезла всякая веселость.

«Никакого безумия, никакой ошибки! — бормотал Бодвин Вук. — Классическая, очевидная картина ничем не оправданной вины. Я видел все, что нужно было видеть. Какая бесстыдная подлость! Следует внимательно проверить его происхождение».

«Керди изменился с тех пор, когда я видел его в последний раз. Судя по всему, Флоресте — замечательный психотерапевт. Смотрите! Он сообщает плохую новость Флоресте. Еще один ужин испорчен».

Флоресте услышал тихое замечание Керди, вскинул породистую голову и, как бы между прочим, окинул взглядом сидящих за столом, не остановившись на лице Глоуэна. После этого он резко повернулся на стуле и стал продолжать оживленный разговор с Дорной Вук, сидевшей слева о него.

Глоуэн подождал паузы в разговоре, после чего громко сказал, обращаясь к противоположной стороне стола: «Маэстро Флоресте! Я вижу, вы уже вернулись из своего турне».

Флоресте бросил на него быстрый холодный взгляд: «Да, как видишь».

«Выступления проходили успешно?»

«Примерно как обычно. Мы, как всегда, делаем все, что можем, и надеемся на успех. Оптимизм — наш символ веры!»

«По-видимому, у нас есть общие знакомые на Тассадеро».

«Неужели? Не вижу в этом ничего удивительного. Еженедельно мне приходится встречаться с тысячами людей — ну, может быть, я преувеличиваю, но возникает такое впечатление. И, конечно же, я не могу их всех запомнить, за исключением — ха, ха! — самых обворожительных».

«Вы находите ордину Заа обворожительной?»

«Ордину Заа? Кто она такая? И кому это интересно? В данный момент меня больше всего интересует эта превосходно приготовленная рыба».

«В таком случае я могу только передать вам ее наилучшие пожелания. Она столкнулась с некоторыми трудностями — я сказал бы даже, серьезными трудностями. Вас еще не поставили в известность?»

«Нет».

«Она оказалась замешанной во множестве поразительных преступлений, которые привлекли внимание МСБР. Вас могут даже вызвать для того, чтобы вы подтвердили или опровергли некоторые из ее показаний. Кроме того, МСБР может передать это дело на доследование в местный отдел B. Как вы знаете, мы выполняем функции подразделения МСБР».

«Все это определенно не имеет ко мне никакого отношения», — Флоресте демонстративно повернулся к Дорне Вук и продолжил прерванный разговор.

Тиция Вук, уже давно критически поглядывавшая на костюм Глоуэна, решила сделать ему резкое замечание: «Если я не ошибаюсь, ты из кожи лезешь, чтобы сказать какую-нибудь неприятность нашему местному гению?»

«Вы ошибаетесь. Я не вылез из своей кожи ни на йоту».

«Эта «ордина Заа» — одна из любовниц Флоресте, или что-нибудь в этом роде?»

«Меня это нисколько не удивило бы. Они оба — в высшей степени достопримечательные люди».

«Хммф. Ты куда-то уезжал, кажется? По-моему, я тебя довольно давно не видела».

«Да, уезжал».

«Я была очень огорчена, когда сообщили ужасную новость о твоем отце. Подумать только, теперь тебя лишили статуса постоянного служащего! И тем не менее, ты сидишь, как ни в чем не бывало, за круглым столом Вуков, где вспомогательный персонал не замечают».

«И вы намерены меня не замечать?»

«В дальнейшем — несомненно. Сегодня вечером не замечать тебя было бы неудобно, потому что все-таки нас посадили рядом, и тебе слишком легко привлекать мое внимание».

«Я не чувствителен, — отозвался Глоуэн. — Не замечайте меня, сколько хотите».

«А я не нуждаюсь в твоем разрешении! — отпарировала Тиция. — Я и так почти никого не замечаю — мое внимание сперва нужно заслужить».

Бодвин Вук громко сказал Глоуэну: «Не обращай внимания на пустоголовую куклу. Ей уже почти нечем похвастаться — лет через десять у нее останутся одни зубы, нос и ключицы, как у ее тетки Одлиссы».

«Сегодня, дядюшка Бодвин, вы резвитесь больше, чем когда-либо, — съязвила Тиция. — Чем старше вы становитесь, тем чаще ведете себя, как ребенок».

«Твое замечание, Тиция, совершенно справедливо. В последнее время я слишком много шутил. Мы должны соблюдать приличия, и вспомогательному персоналу не подобает злоупотреблять старыми связями. Глоуэн, мое терпение кончилось — я хочу знать все подробности! Пойдем, поужинаем где-нибудь в другом месте».