«Посмотрите на вещи с моей точки зрения, — сказал Оливано. — В институте мне ежегодно приходится говорить с десятками молодых женщин, излагающих свои фантазии настолько убедительно, что ваша история бледнеет в сравнении. Я не хочу сказать, что вы не говорите мне правду — напротив, я совершенно уверен, что вы описываете действительность такой, какой вы ее видите, или даже такой, какова она есть. Но у меня нет никакой возможности это проверить, в связи с чем мне нужно подумать о вашем предложении по меньшей мере пару дней».
Уэйнесс мрачно смотрела на птичник: «Насколько я понимаю, вы желаете навести справки и подтвердить достоверность моего рассказа. Если вы позвоните в усадьбу «Попутные ветры», ваш разговор с моим дядей подслушают. Меня найдут в Помбареалесе и убьют».
«Утверждения такого рода весьма характерны для пациентов, одержимых манией преследования».
Уэйнесс не смогла сдержать короткий горький смешок: «Я едва избежала смерти в Триесте. Мне повезло — я успела ударить убийцу по голове каким-то горшком или бутылкой. Этого убийцу зовут, кажется, «Баро». Хозяину лавки по имени Альцид Ксантиф, предоставившему мне полезные сведения, не повезло. Его убили той же ночью, а его тело сбросили в канал Дачиано. Это похоже на манию преследования? Позвоните в полицию Триеста. А еще лучше — если вы согласитесь зайти со мной в гостиницу — мы позвоним Пири Тамму и попросим его перезвонить назад из банка, где телефон не прослушивается. Тогда вы сможете задать ему любые вопросы обо мне и о Заповеднике».
«Сейчас туда звонить бессмысленно, — трезво заметил доктор Оливано. — В Шиллави глубокая ночь». Он выпрямился на сиденье: «Кроме того, в этом нет необходимости. Сегодня я принял определенное решение и менять его не стану, даже если оно ошибочно. Я не могу допустить, чтобы у Ирены отняли детей; насколько мне известно, она обращается с ними достаточно хорошо — кормит их и одевает, содержит их в чистоте. Они не слишком несчастливы. По меньшей мере нет никаких признаков того, что они страдают от того образа жизни, который ведут в настоящее время. Но что будет через двадцать лет? Лидия все еще будет раскладывать на столе кусочки цветной бумаги, а Мирон все еще будет строить в песочнице сооружения, приобретающие смысл только в пяти измерениях?»
Повернув голову и глядя куда-то в простирающуюся за эвкалиптами пустынную даль пампы, Оливано продолжал: «И тут ни с того ни с сего появляетесь вы. Несмотря ни на что, я не считаю, что вы сошли с ума или стали жертвой горячечной фантазии». Психиатр бросил взгляд на собеседницу и тут же отвел глаза: «Сегодня я приведу вас к Ирене Портильс и представлю как работницу программы общественного вспомоществования, которой поручено, в виде эксперимента, некоторое время проводить занятия с детьми».
«Благодарю вас, доктор Оливано».
«Думаю, что вам лучше не ночевать в доме, где живут дети».
«Я тоже так думаю», — сказала Уэйнесс, вспомнив отчаянное лицо Ирены.
«Полагаю, что у вас нет никаких познаний в области психотерапии?»
«В сущности никаких».
«Неважно. От вас не потребуется выполнение сложных процедур. Вы должны составлять компанию Лидии и Мирону и относиться к ним с дружеской симпатией, стараясь привлечь их внимание к окружающему миру и отвлечь его от мира внутреннего. Проще говоря, вы должны придумывать занятия, которые им понравятся. К сожалению, очень трудно предсказать, что им понравится, а что нет — их предпочтения всегда необъяснимы. Главное: будьте терпеливы и ни в коем случае не проявляйте презрение или раздражение — заметив такое отношение, они замкнутся в себе и перестанут вам доверять, то есть все ваши усилия пропадут даром».
«Сделаю все, что смогу».
«Превыше всего — в том числе превыше жизни и смерти, репутации и чести, истины и справедливости — как вы сами понимаете, благоразумие и предусмотрительность. Не втягивайте институт в какую-нибудь скандальную историю. Не попадитесь Ирене на глаза, когда вы будете рыться в ящиках ее стола или просматривать ее почту».
Уэйнесс усмехнулась: «Она меня не поймает».
«Остается одна трудность. Вы не сможете убедительно притворяться служащей общественной организации, у вас это просто не получится. По-моему, лучше будет представить вас в качестве студентки психотерапевтической школы, проходящей у меня аспирантуру. Ирене это не покажется странным, так как я уже привозил с собой аспирантов».
«С ней трудно работать?»
Оливано поморщился и уклонился от прямого ответа: «Она держит себя в руках, но, судя по всему, с большим усилием, отчего мне становится не по себе. У меня такое ощущение, что она постоянно танцует на краю обрыва, но я никак не могу определить, что ее заставляет так жить. Как только я затрагиваю тему, которую она не желает обсуждать, она начинает возбуждаться, и мне приходится отступать, чтобы не вызвать какой-нибудь эмоциональный взрыв».
«А что собой представляет их бабушка?»