Хроники Хазарского каганата

— Что-то я никак тебя понять не могу. Вроде, говоришь по-нашему, но все слова какие-то не такие. Что за «государство»? Что за «нация»? Говорят тебе — люди мы.

«Все только запутаннее становится. И, кстати, а ведь мы действительно говорим на одном языке! И этот язык — хазарский».

— Ну, вот я, например, по национальности — хазарка, живу в государстве Хазарский Каганат, а по вероисповеданию… — она запнулась. Всегда считала себя атеисткой, но как это им объяснить?

— По вере я иудейка, — решилась она.

«Интересная я атеистка, раз тут же решила, что попала в рай! Ох, кто его знает, все так запутано!».

Дед поджал губы.

— Я тебя, красавица, не понимаю. Нет, не понимаю. Какие-то хазары, иудеи. Тебе сказано — люди мы.

— Но кто-то у вас тут главный есть?

— А как же! Староста. Он все и решает, когда у кого какой вопрос.

— А верите вы во что?

— Во что верим? Да во все верим. В лес верим, в речку. В небо верим и в землю. Потому что небо дает дождь, земля — пшеницу, лес — зверя, а речка — рыбу. А этого твоего мы не понимаем. Он что дает?

— Да ничего, — засмеялась Нина. Смешные какие!

— Ты лучше, красивая, расскажи, как ты к нам попала.

— А вот этого, дед, я сама не знаю, — честно призналась Нина.

Она рассказала и про войну, и про половецкие танки, и про выстрел из гранатомета, после которого она оказалась у них в деревне, но видела, что хозяева не понимают ни слова из того, что она им говорит. Ну, в самом деле: какие половцы, если они не знают кто такие хазары? Какая война? Что такое гранатомет и почему из него стреляют по живым людям? Дед с внучкой вежливо выслушали историю, но никак своего отношения не показали. Не поверили, скорее всего.

И то сказать: а откуда на ней такая же одежда, какую тут все носят? Как в нее страшным оружием стрельнули, а на ней ни царапины? И как она от этого к ним попала? На все эти вопросы ответов не было.

И еще Нину крайне занимал вопрос, почему она так изменилась. Это было самое странное.

Стемнело. Демис включил лампочку, пошел по каким-то своим делам во двор, а девушкам приказал ложиться:

— Давайте-ка, девицы-красавицы, спать. Утро вечера мудренее, там разберемся, что за гостью к нам занесло и каким ветром. Майка, ты ее с собой положи, в сарайке.

Майка споро набила тюфяк соломой, прикрыла его колючим одеялом, притащила огромную пуховую подушку.

— Так тебе нормально будет? — себе она расправила здоровенную перину на старой металлической кровати в углу.

Нина что-то пробурчала в ответ, стащила брюки, стянула через голову куртку. Белья на ней не было. Майя покосилась на нее:

— И правда ты красавица!

Плюхнулась к ней на тюфяк. Глаза у Нины слипались, но как только она их закрывала, так в темноту сразу же врывались танки, выстрелы, она вновь прямо чувствовала запах сгоревшего человеческого мяса и вставало перед глазами недоуменное лицо Саломеи: за что? Тогда она открывала глаза — и они по закону подлости снова начинали слипаться. Мука одна, да и только.

— Хельга, а у тебя парень есть?

Нина помотала головой:

— Не-а.

— А у меня есть! — хвастливо сказала Майя и посмотрела на девушку свысока. Действительно, как это так, без парня? Нина внутренне усмехнулась, но виду не подала.

— Повезло.

— Конечно, повезло! У нас в деревне семь парней и двенадцать девушек! Том мог любую выбрать, а выбрал — меня!

— Повезло! — снова сказала Нина. А что еще было говорить?

— Он красивый. И любит только меня. Мне после этой зимы будет семнадцать, и мы поженимся. Том уже и место для дома присмотрел, хочет к следующему лету поставить, но я хочу, чтобы мы у нас жили, с дедом. А куда его девать?..

Нина под это щебетание начала проваливаться в мягкое приятное небытие и, наконец, провалилась. Слава Богу, ей ничего не снилось.

Утром она не сразу поняла, где находится. А когда сообразила, то тут же подскочила и огляделась. Сквозь щели пробивался солнечный свет, резко пахло чем-то неприятным, тело, исколотое сеном из тюфяка, немилосердно чесалось. На всякий случай Нина осмотрела себя — вроде все на месте, никаких повреждений, кроме пары синяков непонятного происхождения, да пары царапин. Грудь и ноги были точно ее, руки тоже. Надо бы в зеркало посмотреться, что там с лицом. Да где его взять-то, зеркало это?

Она накинула на себя эту непонятную белую одежду, вышла во двор, зажмурилась от яркого солнца. Вроде бы и рано, но уже жарко.

Из подсобного помещения, откуда шел резкий запах, раздавались какие-то непонятные звуки. Сквозь приоткрытую дверь было видно, как Майя, сидя на маленькой скамеечке и расставив крепкие ноги, дергала корову за вымя, а оттуда в жестяное ведро били тонкие струи. «Вот это что за звук!» — догадалась Нина.

— О, проснулась? — весело спросила Майя. — Ну и здорова ты спать! И так крепко — ужас! А я от каждого шороха вздрагиваю. Молочка хочешь?

— Нет, спасибо! — Нина боялась за свой городской желудок. И вообще неизвестно, что у них за корова.

— Да попей! Парное! — не отставала Майя. — Самое то с утречка!

Нина улыбаясь помотала головой.