Его окруженный бородой рот зашевелился, произнеся вопрос. Его голос прозвучал для нее ностальгически:
— Что-то случилось?
Затем он назвал ее имя:
— Брюнхильд Шильд-кун.
Он использовал ее нынешнее имя. Как бы в ответ на это, ее взгляд помутнел.
— А…
Наружу вырвался вздох и превратился в небольшой кашель. Она попыталась произнести слова, заготовленные заранее.
Прошу. Спасите этого птенца.
Она должна произнести эти слова. Она должна произнести их твердо, чтобы выразить свои намерения. И она должна убедиться, что он при этом не раскроет ее личность.
Она заговорила. Или, вернее, она попыталась заговорить:
— …
Ее губы безмолвно затрепетали, еще один ком воздуха вырвался наружу, и она звучно вдохнула его назад.
Продолжая стоять с дрожащими плечами и тяжелым дыханием, она осознала, как что-то скатывается по ее щеке. Оно ощущалось теплее, чем температура ее тела.
Что это было?
Она не знала.
Что она знала — так это слова, которые должна произнести. Она взглянула вперед. В ее размытом взоре фигура, стоящая перед ней, также предстала размытой. Брюнхильд заговорила с этим человеком, что будто бы обладал неопределенной формой.
Прошу.
— Спасите…
Спасите этого птенца.
— Спасите!..
Когда она говорила, ее дыхание словно застряло в горле.
И тогда нечто пронеслось мимо ее ног. Это был шорох черного кота. Она глянула вниз, и размытость ее взгляда скатилась по щекам. Едва в глазах немного прояснилось, она увидела черного кота, трущегося о мужскую голень. И сверху ей послышался голос:
— Понял. …Я помогу Вам.
Брюнхильд взглянула наверх. Это движение вынудило нечто большое скатиться с ее глаз, и ее взор обрел кристальную чистоту.
В своем поднятом взгляде она увидела Зигфрида. Он взирал на нее сверху вниз. На его угловатом лице не было ни улыбки, ни злобы, ни печали. Он смотрел на нее самым обычным образом.
Брюнхильд повысила свой дрожащий голос вопросом:
— Правда?
— Безусловно, между нами иногда возникали конфликты, — он кивнул, шагнув в сторону, приглашая ее одной рукой. — Однако, Вы пришли ко мне, признав, что есть нечто, с чем вы не можете справиться самостоятельно. Вы сформировали слова и пытались открыть эту дверь. И все это Вы проделали ради кого-то другого. — Он перевел дух. — Подобные действия требуют мужества. У меня нет причин Вам отказывать. И у Вас нет причин для слёз. В конце концов, я спасу эту птицу, и она отблагодарит Вас за то, что вы приняли правильное решение. … Проходите, юная девушка. Это было ваше решение.
Когда выяснилось, что Зигфрид останется в библиотеке на всю ночь, Саяма его оставил и вернулся в свое общежитие.
Перед тем как уйти, он набрал в чайник свежей воды и купил три кукурузных супа в торговом автомате рядом со зданием школы.
С этой мыслью он направился на второй этаж здания общежития. Он вошел в коридор и отметил, что багаж, стоявший у его комнаты, пропал.
— О?
Он заглянул внутрь и обнаружил, что в комнате не горел свет.
Комната освещалась бледным светом луны, и в ней навели порядок. Несколько коробок оставались на полу, но…
— Это багаж для совместного использования?
Не похоже было, чтобы Синдзё прикасался к полкам сбоку от кровати, чемодану у стены, или другим местам хранения, что он делил с Саямой. Закрытые коробки стояли перед ним в ожидании распаковки.
Он обнаружил на столе записку. Она была написана на оторванном листе бумаги. В центре значилось: «Я устал, потому иду спать, не дожидаясь тебя. Извини».
Прочитав записку, Саяма посмотрел на нижнюю койку. Он увидел силуэт Синдзё, лежащий поверх матрасов.
Когда он кивнул и положил записку назад на стол, Баку неожиданно спрыгнул туда с его плеча. Зверек побежал и скакнул дальше к столу, который принадлежал Синдзё.
Письменные принадлежности, принесенные парнем, оставались лежать на столе.
Там находились красный тканевый пенал для карандашей, связки с отрывными листами и компьютер, похожий на ноутбук. Отрывные листы были двух типов. Одни в линейку, а другие — рукописная бумага японского стиля.[6]
Баку забрался на одну из связок бумаги и тут же заснул.
Баку не ответил и даже не повернулся в сторону Саямы. Он уже свернулся калачиком и крепко спал.
Саяма выдал небольшую улыбку.
Он повернул глаза на свой собственный стол и увидел учебные принадлежности, которыми он пользовался с первого года.
Он потянулся к углу стола. Там разместилась фотография в рамке.
Он подхватил небольшую деревянную рамку перевязанной левой рукой и выставил ее на лунный свет.