На фотографии изображался обширный спортзал. Он ярко освещался, и белая платформа для победителей виднелась в нижней части. Парни, одетые в кимоно для каратэ, стояли на первом и третьем месте.
Саямы на фотографии не было.
Он молча вернул рамку на прежнее место. Шрамы на левой руке сияли белизной в лунном свете.
— …
Он услышал неожиданный звук. То было шуршание ткани.
Осознав, что это такое, он повернулся к источнику звука.
Шорох был вызван Синдзё, что повернулся на нижней койке.
Распущенные волосы парня раскинулись по всей кровати. Его тело согнулось в пологую форму «V», и тонкое одеяло его прикрывало. Он был одет в белую ночную рубашку.
Одеяло слегка раскрылось, и его ступня и белые бедра показались наружу.
— Мм…
Слабый голос вырвался из его губ, и его выражение лица слегка изменилось.
С коротким вздохом он поправил свое положение. Эти слабые движения углубили V-образную форму его тела.
Одеяло сползло в сторону и из-под рубашки выглянуло белое нижнее белье, прикрывающее его зад. Саяма взглядом сопроводил линии его бедер, одно из которых находилось слегка впереди другого. Линии продолжались длинными изгибами, изогнутыми во всех необходимых местах.
Саяма присмотрелся к белому нижнему белью, скрывающему его зад, и наклонил голову:
— Это серьёзно не Садаме-кун?
Он поднес руку к подбородку и задумался. Он осознал, что узнает раз и навсегда, если снимет нижнее белье прямо перед его глазами.
И он продолжил размышления.
Он обдумал положение, его внезапность, что произойдет после, и как он сможет справиться с последствиями. И в итоге он выработал план:
— Если я объясню ситуацию, он наверняка поймет.
Саяма веско кивнул и ощутил, что эти слова содержали в себе огромную силу убеждения.
Его сомнения развеялись. Теперь пришло время действовать. Он наклонился над кроватью, словно прикрывая Синдзё собственным телом.
Следом он начал тянуться к ткани, выставившей напоказ округлые формы зада Синдзё.
Но вдруг с губ Синдзё сорвался тихий голос. Он заговорил дрожащим, надломленным голосом:
— …Прости.
Саяма поднял голову и посмотрел Синдзё прямо в лицо.
Парень стонал, и его глазницы дрожали под закрытыми веками. Его рот слегка приоткрылся, когда он промолвил:
— Я всегда ошибаюсь…
Его частично сбитое дыхание поглотило эти слова. Он больше не мог говорить, но его лицо оставалось неизменным.
Саяма припомнил слова, которые говорила Садаме, и покачал головой.
За последние несколько дней он начал придавать значение тому, что люди говорили во сне.
Саяма глянул на лицо Синдзё, но проговорил так, словно предупреждая себя.
— Дело вовсе не в этом. …Я гарантирую это.
На этих словах Саяма воспользовался своей протянутой рукой, чтобы схватить одеяло. Он укрыл им назад тело Синдзё.
После этого он легонько похлопал Синдзё по спине. Саяма сделал это медленно, словно убаюкивая ребенка.
— Мм…
Дыхание Синдзё постепенно успокоилось. Однако строгое выражение не сошло с его лица.
Он понимающе кивнул и поднялся с кровати. Он выглянул в окно и увидел на небе белую луну. Саяма проговорил, пока смотрел, как луна посылает свой свет, который можно было назвать холодным:
— Я делаю нехарактерные для себя вещи, но это может быть моя единственная возможность. Продолжу ли я накапливать ненависть на себе до тех пор, пока мое тело не разрушится, или же от всего отрешусь? …Мне следует выбрать одно или другое в скором времени.
Он протянул свою руку к луне. Боль в перебинтованной левой руке пронеслась сквозь плечо ему в голову.
Однако Саяма раскрыл свое изрубцованное левое запястье, затем сложил его в кулак, словно хватая луну.
Он выпустил дыхание и определенные слова:
— Каковы условия для злодейства?
Глава 17: Недвижные цветы
Пробуждение Брюнхильд началось с неожиданности.
Слабое ощущение вдруг появилось на ее щеке.
— !..
Ее плечи содрогнулись, и она открыла глаза. Брюнхильд глянула на правое плечо, но ничего там не обнаружила.
Часы на стене оказались больше, чем в ее комнате, и стрелки на них показывали 6:30 утра. Осознав, который час, она слегка запаниковала. Ее паника повысила сердцебиение, которое смело остатки сонливости. Ясный вопрос всплыл в ее голове.
— Где я?
Она находилась не в комнате общежития. Это было другое место. Намного больше и теплее.
Она сосредоточила взгляд, но все, что она видела, это потолок, книжные полки и обширное пространство. Однако Брюнхильд его узнала. Ее память приняла форму слов.
— Библиотечная стойка.
Она уснула на стуле, а не на кровати. То, что она заснула, печка рядом с ней, и зеленое одеяло, которым кто-то ее укрыл, заставило ее осознать свою оплошность.