Вампир попытался вспомнить, сколько раз он слышал эти слова. Сотни голосов выкрикивали их; женские голоса, мужские, он утешал их всех, отыскивая в прошлом мерцание золота сквозь окалину. Тысячи ночей проскользнули мимо, сотни тысяч, и изо всех них разделенная страсть и дружба, и необходимость высветили только четырех: трех женщин и мужчину, с которыми он, помимо постели, разделял и доверие, достаточное, чтобы возникла любовь.
— Джиневра. Густав. Сидони. Бет, — шептал он в темноте их имена. Скольким другим он позволил ускользнуть из памяти, забыться, но эти все еще оставались. Только четыре за все эти годы…
Двоих из них его лишило насилие, одного — несчастный случай, еще одного — время.
Он ощущал, как тоска сгущалась до состояния ощутимой реальности, угрожая сокрушить его своей тяжестью.
— Вики. — Пятое имя. Живое имя. — И, как говорится… — Хотя он знал, что это не доведет до добра, Генри прижал неповрежденную руку к крышке с силой, какую позволили ему изнеможение и боль… — …”надежда умирает последней”.
Мускулы напряглись, темнота приобрела красноватый оттенок, потом рука опустилась вниз, и его едва не оглушили удары собственного сердца, колотившегося о ребра. Генри не имел ни малейшего представления, что именно он пытался доказать.
«Еще одно, последнее усилие во имя любви?» Он слегка пошевелился, пытаясь, насколько мог, изменить позу. «По крайней мере, я не оставлю позади себя ни одного скорбящего».
Тоска переросла в отчаяние и сомкнула свои ледяные пальцы на его горле.
Было бы так легко сдаться.
«Я — Генри Фицрой, герцог Ричмондский, королевский отпрыск».
«Я — вампир».
Он слишком устал. Этого уже было недостаточно.
“Вики меня не бросит.
Вики меня не бросит. Она непременно найдет меня. У нее достанет сил для этого. Доверься ей.
Она придет”.
Аннабель приходила к нему. Это она возродила его из тьмы, давала насытиться от себя, обучила всему и, наконец, отпустила.
—
Прислушайся к тому, что говорят твои инстинкты, Генри. Наша природа требует, чтобы мы охотились в одиночестве. Вот твоя территория. Я отдаю ее тебе и не стану с тобой за нее бороться.
—
Но разве нельзя остаться и разделить ее со мной?
Она лишь улыбалась, ласково и печально.
Он прошел вдоль всей комнаты и, повернув назад, бросился на колени у ее ног. Еще совсем недавно он не остановился бы на том, что зарылся головой в ее колени, но теперь, вопреки положению, он не мог преодолеть расстояние между ними.
Ее улыбка становилась все более печальной.
—
Узы, связывавшие нас ранее, после твоего обращения почти разорваны. Если я останусь,
—
мягко продолжила она,
—
одному из нас очень скоро придется изгнать другого, и это сотрет те прекрасные воспоминания, которые мы разделяем.
Голос охотника, раздававшийся все громче у него в голове, убеждал его, что она говорит правду.
—
Тогда почему,
—
вскричал он,
—
ты обратила меня, зная заранее, что так случится? Зная, что мы так недолго сможем быть вместе?
Эбенового цвета брови сошлись над переносицей, пока она раздумывала над его вопросом.
—
Я думаю,
—
медленно произнесла она,
—
что в то время я забыла об этом.
Его голос поднялся, отражаясь от сырых каменных стен заброшенной башни.
—
Ты забыла?
— Да. Возможно, именно поэтому мы способны продолжать свое существование как вид.
Он склонил голову, крепко зажмурился, но его природа больше не позволяла проливать слезы.
—
Мне больно, словно ты вырвала мое сердце и забрала себе.
— Да. —
Ее юбки прошелестели, когда она встала, и он ощутил, как ее пальцы коснулись его волос в нежном благословении.
—
Возможно, именно поэтому нас столь мало.
Он никогда больше с ней не встречался.
— И это, — сказал он во тьму, тогда как отчаяние нарастало и уже почти не позволяло ему дышать, — не помогает. — Конечно, воспоминания о приятном можно использовать как оружие против панического осознания, что ты попал в ловушку и остался совсем один… Но и раньше ведь существовали тюрьмы и заключенные. — Он яростно зарычал. — Я смогу справиться с этим.
«Ты можешь справиться с этим ночью, — шептало отчаяние, — но как быть, когда наступит день? Они забрали слишком много крови. И сколько еще они собираются забрать ее от тебя? Как много крови ты можешь потерять, чтобы в следующую ночь вернуться к жизни? Что еще они могут сделать из того, что ты не в состоянии предотвратить?»
Оскалив зубы, Генри пытался заглушить этот голос, который окружил его, звучал у него внутри, эхом отражался от металла, в который его заключили.
— Вики…
«Она не знает, где ты. Что будет, если она не найдет тебя вовремя? А если она вообще не придет?»
— НЕТ!
Он отпустил на свободу голод и позволил зверю своей натуры овладеть собой, и тот когтями принялся прокладывать себе путь к свободе.
*
— У нас нет никаких гарантий, что она намерена держать Генри в одном месте. — Вики покосилась на ярко освещенную кабину лифта и выключила фонарик. — Она может катать его по всему зданию, а мы будем вечно отставать от нее на два шага, словно в дурацкой комедии братьев Маркс
[6]
.