Пока кадет осматривалась, я разместился на софе, которая была обшита кусками ткани разного цвета и материала, но на поверку оказалась довольно удобной. Так и хотелось поёрзать и утонуть в мягкости. На кухне загремели ящики и различная утварь.
– Анна, если вы решили, что уничтожить Экситейтор, которым с вами расплатились – отличная идея, то советую всё же подумать ещё раз.
На кухне всё стихло. Спустя мгновение вернулась хозяйка.
– Чай закончился. – Сквозь дрожащие губы сказала она. – Уже как пару лет.
– Где он был? В крупе? Над духовым шкафом? – вовсе не на чай намекал я.
– В кружке дочери, – Анна мгновение сжимала её у сердца, потом протянула ко мне руки и раскрыла ладони, отдавая своё сокровище. Я бережно принял скарб, на дне которого, поблескивая, лежала колба с Экситейтором размером с палец.
Спрятала там, где, по её мнению, никто не нашел бы. Значит, дочь либо мертва, либо больше не зайдёт на чаепитие к матери. Второе вероятнее. Неудивительно. «Моя мама – бывшая Туша». Звучит недостаточно презентабельно для любимого ребёнка, живущего в «Центральном круге».
Я взял двумя пальцами колбу и осмотрел на свету. Ни хрена в них не разбираюсь, но по цвету жижа внутри была чуть темней «красного» Экситейтора. Напоминала кровь, но не такую вязкую. На стекле имелась печать качества ДС, штрих–код, а под ним номер, настолько маленький, что я едва разобрал цифры. 25.05.172.12.3.100КБКА. Сейчас 172 год эпохи Илона, значит, первая часть, скорее всего, дата изготовления, а цифра 100 – процент совместимости. Всё странней и странней становится. Я до конца не верил, что это возможно, ведь «сотые» – индивидуальны. Этот Экситейтор должен быть «сотым» лишь для
– Отправь данные Гере, – я отдал Экситейтор Лине. – Хочу знать, что внутри.
Вбить сообщение в ПАДС было бы быстрее, но Эбберт предпочла провести сканирование дроном. Ну, пусть развлекается с новой игрушкой.
– Рассказывайте, Анна, как вас угораздило так вляпаться? – я поудобнее развалился на диване.
– А что рассказывать? В молодости своей я была начальником по производству одежды, ну, как одежды… безвкусного тряпья, которое штамповалось по шаблонному закрою для «рабочих пчелок» Партии, у которых нет вкуса. Однажды одна из девочек была неосторожна со станком, и ей вырвало кусок блузы с манжетой. Она чудом не пострадала, но работу в лоскутах не продолжить, техника безопасности не позволит, а работать дальше нужно, иначе смена не засчитается. И мы ничего не нашли лучше, чем просто сшить блузу из обрезков ткани, чтобы девчонке закрыли смену. Четыре года я вкалывала на этом заводе, но именно в тот день впервые улыбалась. Потом еще пару раз было что-то в этом роде. А может, я в каждой мелочи искала возможность, в общем, не помню, каким образом, но спустя какое-то время я уже жила там, чтобы успевать шить мелкие заказы обычным людям, с которых не требовала платы. Тушам в основном. Обрезки, просто сжигаемые на других заводах в качестве топлива, обрели вторую жизнь. Вы бы видели, какие удивительные разноцветные наряды получались из когда-то презираемой мной ткани. Я старалась учесть любое пожелание, найти индивидуальный подход, подчеркнуть личность каждого, по сути, незнакомого мне человека. Наградой мне были лишь счастливые лица, довольные моей работой, – глаза Анны заблестели, а губы слегка дрогнули. – Партия арестовала меня за спекуляцию и отправила в Гикопроторий, где мне был «предложен» контракт Туши на пять лет с 75%–м «красным». Пять лет я покрывала аэростаты какой-то краской серебряного цвета. Пары этой вони разъели мне легкие и носоглотку, после чего я практически перестала ощущать запахи. Брызги, попадавшие мне в глаза, испортили зрение так, что в данный момент я еле различаю цвета.
Анна как будто только и ждала, кому бы рассказать про свою загубленную судьбу. Однако, если честно, мне плевать. К счастливым людям Ликторы не ходят.