Хроники Люциферазы. Три корабля

Когда ворон поворачивается и протягивает крылья ко мне, я наконец понимаю, что там так сбоило и искрило у меня в периферийном зрении, когда я смотрел издалека. На роскошных длинных маховых перьях волокна через одно срослись в металлические и очень острые лезвия. Как будто в крыле у ворона черный волнистый шелк внезапно перемежается чернильно-серым узорчатым булатом, а эти твердые и опасные булатные перья еще и обладают способностью к очень быстрому и ловкому движению, и некоторые из них имеют кончики волокон тонкие и заточенные, словно булавки.

Джессамин любила вышивать.

Я тоже стою с вытянутыми вперед руками, будто в кабинете у врача, и внимательно смотрю в выпуклые черные глаза – взгляд отрывать нельзя, да и моргать лишний раз не стоит, похоже. Голова немного кружится. Глаза у нашего нового знакомого, конечно, завораживающие, меня настигает полузнакомое чувство ряби реальности, как будто передо мной закручиваются две блестящие холодные воронки, нет, одна большая воронка, она все больше и больше, она как сердце галактики или… воронка сверхсветового перехода!

Когда я начинаю серьезно опасаться, что в воронку эту меня затянет и я просто свалюсь со ступенек, нас как будто что-то подталкивает друг к другу, происходит ритуальное касание, и меня резко отпускает. Как будто не было никакой вращающейся черной дыры, а вот – все хорошо, кругом приятный полупрозрачный сумрак Люциферазы, и мне кланяется приветливый ворон, симпатичный даже, и все его девять красавцев. Я тоже кивнул и приготовился наблюдать за Нансеном.

…Нансен споткнулся! Будто я его сглазил! Так он странно споткнулся в финале их гипнотического зрительного контакта, за секунду до касания, что чуть не упал в объятья старшего ворона, но я успел подхватить его под локоть, а тут наваждение и отпустило, и он резко выпрямился сам. Мне померещилось, или в выражении лица (кстати, у них лица!) ворона что-то на миг изменилось, но он снова отвесил поклон, и девять следом за ним.

Тут произошло нечто странное. Мне показалось, что я увидел на другой стороне лагеря, среди сидящих воронов, шагающую темную фигуру в длинной одежде, явно человеческую. Я моргнул, и фигура испарилась.

Что же дальше?

Что происходило дальше, пожалуй, лучше всего иллюстрирует гелиосъемка доктора Лавкрафта, которую он прилежно вел на протяжении последующих двух суток, видимо, даже не ложась. На ней запечатлен церемониал Первого Контакта, описанный Шеклтоном в отрывке, приведенном выше, а также непрекращающиеся и очень зрелищные церемониальные танцы воронов. На заднем плане можно наблюдать развертывание лагеря аборигенов по периметру лагеря экспедиции, то есть очевидно, что их шатры в основном оказываются в низине, окружая холмы, на которых стоят три корабля.

Обращают на себя внимание попытки Лавкрафта наладить общение с ксениями. Доктор раз за разом подходит к Мастеру Воронов с переводчик-камерой, но поначалу инструмент явно неисправен. На записи можно услышать, как речь Тедди камера передает хотя бы как нечто, условно напоминающее звуки вороньего языка, но ответные короткие реплики ворона переводит как настоящее карканье птиц со Старой Земли. Этот курьезный случай вошел в сборник «2020 Первых Контактов» доктора астроисторических наук Илии Мигдала.

Сама съемка находится в общей доступности к просмотру в Государственном Историческом Музее Кракатука в Третьей Звездной Башне.

В следующем фрагменте бэклога Шеклтона, однако, мы видим как раз расшифровку чрезвычайно важного для понимания истории экспедиции разговора, зафиксированного заработавшей переводчик-камерой.

Нет времени объяснять, но мы оказались в осаде.