Хроники Маджипура

Однажды в сырой и теплый день через несколько недель после того, как в последний раз видел метаморфа, он купался в холодном и глубоком пруду, образованном валунами в полумиле ниже хижины, и вдруг заметил бледную стройную фигуру, быстро пробирающуюся сквозь густые заросли синелистого кустарника на берегу. Он выскочил из воды.

– Подожди! – закричал он. – Пожалуйста… не бойся!… Не уходи!…

Фигура исчезла, но Нисмайл, бешено продираясь сквозь подлесок, через несколько минут снова увидел ее у гигантского дерева с красной корой.

Пораженный, Нисмайл замер – это был человек, женщина. Стройная, юная и нагая. С густыми каштановыми волосами, узенькими плечами, небольшой высокой грудью и яркими глазами, она, казалось, совершенно не боялась его, лесовика, который слишком очевидно наслаждался неожиданной радостью встречи.

Пока он собирался с мыслями, она неторопливо оглядела его и сказала со смехом:

– Какой ты исцарапанный! Разве ты не умеешь бегать по лесу?

– Я не хотел, чтобы ты ушла.

– Ну, далеко я бы не ушла… Знаешь, я долго за тобой следила, пока ты меня заметил. Ты из хижины, правильно?

– Да-а, а ты! Где ты живешь?

– Здесь и там, повсюду, – прозвучал мелодичный ответ.

Он изумленно смотрел на нее. Красота ее восхитила, бесстыдство потрясло. Откуда она взялась! Что делает одна обнаженная девушка в этих дебрях!

Девушка!

Конечно же, понял вдруг он с внезапной горечью ребенка, жаждавшего во сне сокровища, обретшего его и проснувшегося. Вспомнив, как легко метаморф стал его отражением, Нисмайл понял, что это просто какая-то шалость, маскарад. Он пристально изучал ее, выискивая признаки метаморфа: следы желтоватой кожи, острые выпирающие скулы, косящие глаза. Он искал эти следы на бесстыдно-веселом лице, но тщетно – во всех отношениях она выглядела человеком. И тем не менее… поскольку встретить здесь кого-то из соплеменников было просто невероятно, а пьюривара вполне возможно, то…

Он не хотел верить в это и решил доверчиво принять возможный обман в надежде со временем действительно поверить в свое счастье.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Серайс. А тебя?

– Нисмайл. Где ты живешь?

– В лесу.

– Значит, тут недалеко поселок?

Девушка дернула плечом.

– Я живу одна. – Она подошла к нему – он чувствовал, как напрягаются его мускулы по мере ее приближения – и легонько коснулась порезов от ветвей на его руках и груди. – Больно?

– Начинает болеть. Я их промою.

– Да, пожалуй. Давай вернемся к запруде. Я знаю тропку получше той, по которой ты мчался сломя голову. Иди за мной.

Она отошла в сторону и раздвинула густые заросли папоротник, открыв узкую, но хорошо утоптанную тропинку. Девушка грациозно рванулась вперед, и он побежал следом, восхищаясь легкостью ее движений, игрой мышц спины и ягодиц. Он нырнул в воду секундой позже ее, взметнув фонтаны брызг.

Холодная вода успокоила саднящие царапины. Когда они вышли из воды, его властно потянуло привлечь ее к себе и обнять, но он не посмел. Они растянулись на поросшем мхом берегу. В глазах ее сверкало озорство, недоброе озорство.

– Моя хижина недалеко, – сказал он. – Я знаю.

– Не хочешь заглянуть туда?

– В другой раз, Нисмайл.

– Хорошо, в другой так в другой.

– Откуда ты? – поинтересовалась она.

– Я родился на Замковой Горе – знаешь, где это? И был придворным живописцем Коронала, но не обычным. Я пишу душой. Понимаешь, это… как бы переносить картину на холст душой… Я могу показать. Я смотрю на что-нибудь внутренним взором, охватываю суть увиденного своим подсознанием, затем впадаю в транс, почти засыпаю, преобразую увиденное во что-то свое и переношу на холст. – Он помолчал. – Это лучше видеть.

Она, кажется, почти не слушала его.

– Ты хочешь ко мне прикоснуться, Нисмайл?

– Да. Очень…

Густой и мягкий мох на ощупь напоминал толстый ковер. Она подкатилась к нему, рука его нависла над ее телом, и тут он заколебался: он был убежден, что она метаморф и играет с ним в какую-то извращенную игру Изменяющих Форму. Волна тысячелетнего страха и ненависти поднялась в нем: он страшился ее прикосновения, боялся найти ее кожу липкой и отвратительной, какой, по его мнению, должна быть кожа метаморфов. Еще он боялся, что она изменится, обернется чуждой тварью, когда будет покоиться в его объятиях.

Глаза девушки приблизились, губы раскрылись, язычок дразняще мелькнул за белыми зубами – она ждала. В ужасе он заставил свою руку лечь на ее грудь.

Кожа ее была теплой, упругой и чувственной плотью человеческой женщины насколько он мог определить после стольких лет одиночества. С тихим вскриком она прижалась к нему. На один пугающий миг безобразный вид метаморфа мелькнул в сознании – угловатый, длиннорукий, длинноногий, безносый, но Нисмайл с силой отмел его прочь, приподнялся, лег и вдавился в ее сильное гибкое тело. Долгое-долгое время спустя они лежали бок о бок, умиротворенные, сцепив руки и ничего не говоря. Даже когда пошел легкий грибной дождь, они не шевельнулись, позволяя быстрым острым каплям омывать их тела. Наконец он открыл глаза и обнаружил, что она с любопытством смотрит на него.

– Я хочу нарисовать тебя, – сказал он.

– Нет.