И в этот момент впереди забрезжил какой-то свет, а потом из-за дальнего угла вышли двое мужчин с подсвечниками в руках — они шли, пятясь. Девочки сразу поняли, что это значит, — так было положено идти перед кем-нибудь из царственных особ. Аравис почувствовала, как Ласаралин схватила ее за руку — да так, что почти впилась ногтями ей в тело, — она сильно испугалась. Аравис подумала: странно, чего она так боится, если тисрок и вправду с ней на дружеской ноге. Но у нее не было времени раздумывать над этим. Ласаралин поспешно потащила ее назад, вверх по лестнице, ступая на цыпочках и беспорядочно хватаясь за стену, чтобы нащупать себе дорогу.
— Тут дверь, — прошептала она. — Скорее!
Они вошли осторожно, боясь скрипнуть, притворили за собой дверь и оказались в кромешной тьме. Аравис слышала прерывистое дыхание Ласаралин и понимала, что та в ужасе.
— Храни нас, Таш! — шептала Ласаралин. — Что с нами будет, если он войдет сюда? Где мы спрячемся?
Они чувствовали, что под ногами у них ковер, очень мягкий и толстый. Наощупь они начали продвигаться вглубь комнаты, пока не наткнулись на диван.
— Давай ляжем за него! — всхлипывая, сказала Ласаралин. — Ох, зачем я сюда пошла!
Между спинкой дивана и стеной, завешенной какой-то тканью, оказалось немного места. Девочки юркнули туда и пригнулись. Ласаралин ухитрилась занять лучшую позицию и была совершенно скрыта. Верхняя часть лица Аравис, как она ни старалась, высовывалась из-за дивана, и если бы кто-то вошел в комнату со свечой и глянул туда, то увидел бы ее — но не глаза и лоб человека, а странный узелок на полу возле дивана: на Аравис по-прежнему была вуаль. В отчаянии Аравис пихалась и толкалась, чтобы заставить Ласаралин хоть немного потесниться. Но Ласаралин в страхе была способна думать только о себе и не понимала даже того, что если найдут Аравис, то найдут и ее. Она отталкивала Аравис и даже щипала ее за ноги. Наконец они прекратили возню и тихонько улеглись на полу, переводя дыхание, которое казалось им ужасно шумным. Но других звуков они не слышали.
— Ты цела? — самым тихим шепотом спросила Аравис.
— Я... Я... кажется, да, — начала Ласаралин. — Но бедные мои нервы...
И тут случилось самое страшное, что могло произойти в этот миг, — они услышали скрип открываемой двери. В комнате посветлело. И поскольку Аравис так и не удалось спрятать свою голову за диван, она хорошо видела все, что происходило.
Первыми, пятясь, вошли два раба (глухие и немые, как догадалась Аравис, и потому используемые при самых секретных совещаниях) — они несли два больших высоких подсвечника. Направившись прямо к дивану, они стали по его бокам. Это было хорошо, потому что теперь не так-то легко стало заметить Аравис: раб стоял перед нею, и она выглядывала между его пяток. Затем в комнату вошел невысокий, но очень толстый старик со смешной остроконечной шапкой на голове — по ней она поняла, что это сам тисрок. Самый маленький из драгоценных камней, украшавших шапку, стоил больше, чем одежда и оружие всех нарнианских вельмож, вместе взятых. Тисрок был таким толстым, на нем разместилась такая масса всяких оборок, складок, бахромы, пуговиц, кисточек и талисманов, что Аравис даже в ее отчаянном положении не удержалась от мысли, что нарнианская мода, по крайней мере мужская, намного красивее калорменской.
Вслед за тисроком вошел высокий и довольно красивый молодой человек. На голове у него был тюрбан, украшенный страусовыми перьями и драгоценными камнями, на поясе — сабля в ножнах из слоновой кости. Движения его были резкими и возбужденными; глаза и зубы свирепо поблескивали.
Последним вошел маленький, горбатый, дряхлый старик, в котором она с содроганием узнала своего нареченного, нового великого визиря, словом, самого тархана Ахошту.
Он вошел и запер за собой дверь. Тисрок со вздохом облегчения сел на диван, молодой человек встал перед ним, а великий визирь опустился на колени перед ними обоими и припал лицом к ковру на полу.
Началось тайное совещание.
Глава восьмая
ТИСРОК В ДОМАШНЕМ КРУГУ
О-мой-отец-и-восторг-моих-очей, — начал молодой человек, произнеся эти слова таким быстрым и унылым речитативом, что сразу стало ясно — тисрок вряд ли был восторгом его очей. — Тебе предстоит жить вечно, но меня ты погубил окончательно. Если бы сегодня на рассвете, как только я узнал, что варварского корабля нет в гавани, ты дозволил мне взять быстроходные галеры, я уже нагнал бы их. Но ты меня уговорил сначала подождать и выяснить, не перешли ли они просто-напросто на более удобную стоянку. И мы потеряли впустую целый день. Они ушли. Их уже не нагнать. Эта лживая ведьма, эта...
Далее последовали такие эпитеты в адрес королевы Сьюзен, что их совершенно невозможно воспроизвести в книге. Разумеется, этот молодой человек был принц Рабадаш, а лживой ведьмой — Сьюзен Нарнианская.
— Успокойся, сын мой, — промолвил тисрок. — Отбытие гостей — рана, легко исцелимая в сердце здравомыслящего хозяина.