Хроники Нарнии Том 1

 Шасту совсем не интересовало селение, что лежало к югу от их жилища: Аршиш несколько раз брал его с собою, и мальчик уже знал, что там нет ничего привлекательного. Люди, которых он видел в деревне, были точь-в-точь такие же, как и его отец — в длинных грязных одеждах, деревянных башмаках с загнутыми кверху носками и тюрбанах на головах, бородатые, медлительные. Говорили они все время о вещах, которые Шасте казались донельзя скучными. Но вот местность на севере занимала его чрезвычайно — в ту сторону отец и сам не ходил, и ему строго запрещал. Поэтому, занимаясь починкой сетей, — а более нудной работы, по-моему, на свете не сыскать — он часто с тоской поглядывал на север. Но в той стороне виднелся лишь поросший травой склон, мягко поднимавшийся к дальнему гребню холмистой гряды. А за гребнем было пустое небо, по которому изредка пролетала какая-нибудь птица.

 Иногда Аршиш ездил по делам в ту сторону, и тогда Шаста спрашивал его:

 — О мой отец, что находится там, за холмами?

 Если рыбак возвращался в скверном настроении (что бывало с ним частенько), ответом была увесистая затрещина да приказ заниматься своим делом. Когда же дела у Аршиша шли хорошо, он отвечал:

 — О сын мой, не позволяй праздному разуму смущать твою душу бесполезными вопросами. Истинно сказал поэт: “Корень преуспевания — прилежание в делах, но если кто тратит время на расспросы о том, что его не касается, то правит корабль своей глупости прямо на скалу нищеты”.

 И Шаста понемногу уверовал: там, за холмами, расположено нечто приятно таинственное, но отец почему-то скрывает это от него. На самом же деле рыбак и сам не знал, что лежит дальше к северу. Но это его совершенно не занимало, у него был очень практичный склад ума.

 Как-то возле их дома остановился ехавший с юга незнакомец. Он был совсем не похож на людей, которых Шасте доводилось видеть до сих пор. Ехал он верхом на статном, сером в яблоках, коне; хвост и грива коня развевались по ветру, а сбруя была инкрустирована серебром. Голову путника покрывал роскошный тюрбан, из середины которого выглядывал шлем. На всаднике была кольчуга, у пояса висела кривая сабля, на спине — круглый щит, усыпанный бронзовыми шишечками. Сам он был темнолиц, что, впрочем, совсем не удивило Шасту — весь народ в Калормене такой же. Но он поразился бороде незнакомца, выкрашенной в красный цвет и блестевшей от душистого масла. На голой руке незнакомца сверкал золотой обруч, и Аршиш сразу понял, что этот человек — тархан (так в Калормене звали самых знатных вельмож). Поэтому рыбак встал на колени и так низко наклонил голову, что борода его коснулась земли. Шасте он сделал знак проделать то же самое.

 Всадник потребовал приюта на ночь, и, разумеется, рыбак не посмел ему отказать. На стол тархану подали лучшее, что нашлось в доме, но тот совсем не обратил на это внимания. Шасте — как всегда, если у рыбака были гости, — дали кусок хлеба и велели убираться из дому. В таких случаях он обычно шел к ослику, в его маленькое тростниковое стойло, и ложился там спать. Но сейчас спать было еще рано, и Шаста, кому никто не удосужился объяснить, как нехорошо подслушивать чужие разговоры, уселся возле двери и прижался ухом к щели, чтобы узнать, о чем же говорят взрослые. И вот что он услышал:

 — Так вот, хозяин, — говорил тархан, — я хочу купить у тебя этого мальчишку.

 — О господин мой! — произнес рыбак таким льстивым голосом, что Шаста сразу же представил себе, как алчно тот глядел при этом. — Есть ли на свете такая цена, которая вынудит твоего покорного слугу, хоть он и беден, продать в рабство единственное свое дитя, свою плоть и кровь? Разве не сказал поэт — и превосходно сказал: “Естественные узы сильнее всякого принуждения”? И еще он сказал: “Отпрыски драгоценнее алмазов”!

 — Может быть, дело именно так и обстоит, — язвительно отвечал гость. — Но тот же поэт сказал не менее превосходную вещь: “Кто пытается обмануть разумного, тот заголяет свою спину для наказания”! Не отягощай свои старые уста заведомой ложью. Ясно, что этот мальчик не может быть твоим сыном, потому что лицо твое не светлее моего, а мальчик светлокожий и белокурый, как те прекрасные, но проклятые варвары, что населяют дальний север.

 — Как хорошо сказал тот, — воскликнул рыбак, — кто изрек: “Щит предохранит нас от меча, но лишь око мудрости может отвратить от нас любую беду!” Ты прав, о гость мой! Узнай же, грозный мой гость, что по причине крайней нищеты не смог я вовремя взять жену, и поэтому у меня никогда не было своих детей. Но в тот самый год, когда наш могучий тисрок (да живет он вечно!) начал свое великое и благотворное царствование, в одну лунную ночь богам было угодно лишить меня сна. Я встал со своего ложа, вышел из этой лачуги и направился к взморью, чтобы полюбоваться луной, охладить тело и вдохнуть свежего воздуха.