Хроники Нарнии Том 1

 — в краю поросших вереском гор, чистых полноводных рек, извилистых долин, мшистых пещер и горных лугов, в краю густых лесов, наполненных звоном молоточков гномов... А какой в Нарнии душистый воздух! Один час жизни там лучше, чем тысяча лет в Калормене!

 Й он закончил свою речь тихим ржанием, очень похожим на вздох.

 — Как же ты попал сюда? — спросил Шаста.

 — Меня украли или, если тебе это больше нравится, взяли в плен, — отвечал Конь. — Я был тогда всего лишь глупым жеребенком. Мать предупреждала меня, чтобы я не забредал на южные склоны гор, в Арченланд, но я ее не слушался. И, клянусь Гривой Льва, поплатился за свою дурость. Уже много лет провел я в рабстве у людей, скрывая от них истинную свою природу и притворяясь таким же бессловесным и неразумным, как их кони...

 — Но почему же ты сразу не сказал, кто ты такой?

 — Даже с самого начала я не был настолько глуп. Стоит людям узнать, что я умею говорить, и они начнут показывать меня на ярмарках и сторожить тщательнее, чем обычно. И тогда пропадет единственная моя надежда на избавление.

 — Но почему... — начал было Шаста, но Конь прервал его.

 — Подожди, — сказал он. — Нам нельзя тратить время на праздные расспросы. Ты хотел узнать о тархане, моем хозяине. Так вот — он плохой человек. Со мною он обращается вполне сносно, потому что такой хороший боевой конь, как я, стоит очень дорого. У него хватает ума не губить меня скверным обращением. Но вот с людьми... Тебе лучше умереть сегодня ночью во сне, чем войти рабом в дом этого человека...

 — Тогда я убегу, — пробормотал побледневший Шаста.

 — Да, это будет лучше, — согласился Конь. — Но почему бы тебе не убежать вместе со мной?

 — А ты тоже хочешь бежать? — спросил его Шаста.

 — Да, если ты согласен бежать вместе со мною, — отвечал Конь.

 — Это редкая удача для нас обоих. Ты же понимаешь, если я убегу без всадника, всякий, кто меня увидит, подумает: “Это потерявшийся конь” — и начнет меня сразу же ловить. А если со мною будет всадник, у меня появится шанс пройти через всю их страну. Поэтому ты можешь очень помочь мне. Но если ты убежишь один, подумай, далеко ли ты уйдешь на этих твоих нелепых человеческих ногах (глупее ничего не придумаешь — вот что я думаю о таких ногах)... Тебя нагонят и поймают в два счета. Но со мною ты уйдешь от любой погони. Значит, я могу помочь тебе. Надеюсь, ты умеешь ездить верхом?

 — Конечно, — сказал Шаста. — Я часто езжу верхом на нашем осле...

 — Верхом — вот на нем? — фыркнул Конь с выражением крайнего презрения. И он хотел еще что-то добавить, но вместо слов у него получилось резкое, отрывистое ржание. — Это ты называешь — верхом! Йо-го-го-го!

 Говорящие Лошади, когда сильно рассержены, всегда начинают говорить с сильным лошадиным акцентом. Успокоившись, Конь продолжал:

 — Короче говоря, ездить верхом ты не умеешь. Это серьезное препятствие для наших планов. Когда мы отъедем подальше, мне придется научить тебя этому. Но, надеюсь, хоть падать-то ты можешь?

 — Ну, упасть сумеет каждый, — сказал Шаста.

 — Нет, я спрашиваю не о том, сумеешь ли ты свалиться на землю. А о том, сумеешь ли ты потом встать сразу на ноги, не реветь, и снова влезть, и снова упасть, и снова встать и влезть, и не бояться, что упадешь снова?

 — Я ... я постараюсь, — неуверенно промямлил Шаста.

 — Бедный детеныш! — сказал Конь уже мягче. — Я и забыл, что ты еще жеребенок! Со временем я сделаю из тебя превосходного наездника... Но вернемся к нашему теперешнему положению. Нам нельзя пускаться в путь, пока те двое, в хижине, не уснут. Чтобы не тратить время понапрасну, обговорим наши планы. Мой тархан сейчас держит путь на север, к огромному городу, который они называют Ташбаан, ко двору их тисрока...

 — Послушай, — Шаста был поражен тоном, каким Конь произнес это слово. — Ты забыл добавить: да живет он вечно!

 — Зачем? — возмутился Конь. — Я — свободный нарнианин, почему же я должен говорить так, как говорят рабы и дураки? Я же не хочу, чтобы он жил вечно, и знаю, что не будет он жить вечно, желай я ему это или не не желай... А ты, как я вижу, тоже с нашего вольного Севера, поэтому пусть в наших беседах с тобой больше не будет этого рабского южного языка!.. Так вот, как я уже сказал, мой хозяин держит путь на север, в Ташбаан.

 — Значит, нам лучше бежать на юг?

 — Ни в коем случае, — отрезал Конь. — Видишь ли, он считает, что я такой же немой и неразумный, как все их кони. А если бы я и в самом деле был таким, то, оказавшись на воле, я пошел бы назад, домой, к своему стойлу в своей конюшне — то есть к его дворцу, который к югу отсюда, в двух днях пути. Ему никогда не взбредет в голову, что я могу сам отправиться на север. Ну, а если не найдет меня дома, то решит, что кто-то из той деревни, что мы недавно проехали, выследил и украл меня.

 — Уррра! — воскликнул Шаста. — Значит, на север! Всю жизнь меня тянуло на север!

 — Разумеется, — ответил Конь. — Так и должно было быть. В тебе говорила вольная кровь северянина. Только не надо так громко кричать об этом... Впрочем, мне кажется, им уже пора заснуть.

 — Я подкрадусь и гляну, — сказал Шаста.