— Стреляйте! Стреляйте же! — закричал командир лучников, и несколько человек повиновались приказу. Но стрелы отскакивали от Морского Змея, как будто на нем была не шкура, а гладкая стальная броня. Голова перестала тянуться вверх и уставилась на людей огромными, пустыми, неподвижными глазами. Настала страшная минута тишины, все с ужасом ждали, что голова обрушится на них с высоты, а жуткие зубы примутся рвать и терзать их.
Но бросаться на них Змей не стал. Вытянув голову примерно на ярд выше мачты, он начал тянуть ее уже не вверх, а поперек корабля, направо, пока не дотянулся до фальшборта с той стороны; здесь шея снова изогнулась, голова пошла уже вниз и опустилась, но не на палубу, заполненную людьми, а в воду за бортом. Тело Змея, как арка, выгнулось дугой над кораблем. Арка почти сразу же начала уменьшаться, стягиваться, и Змей уже вот-вот должен был коснуться правого борта “Утренней зари”.
Юстас, который теперь не упускал ни единого случая показать себя с хорошей стороны и обычно преуспевал в этом, если только дождь или неудачи в шахматах не ввергали его в прежнее состояние, решился на первый в своей жизни по-настоящему смелый поступок. Теперь он тоже носил меч, который ему одолжил Каспиан (это был запасной меч и, по правде сказать, отнюдь не самой лучшей работы), и как только тело змея оказалось по правому борту в пределах досягаемости, он вспрыгнул на фальшборт и принялся наотмашь рубить Змея мечом. Правда, после третьего или четвертого удара меч сломался, но признаем, что для новичка Юстас вел себя просто отлично.
Остальные были готовы последовать примеру Юстаса и непременно сделали бы это, если бы Рипишиппи вдруг не закричал:
— Не рубите его! С ним не надо драться! Его надо спихнуть!
Это было такое неслыханное дело, чтобы Предводитель Мышей советовал не драться, что даже в тот ужасный миг все поразились и в недоумении уставились на него. А Рипишиппи вспрыгнул на фальшборт и, оказавшись прямо перед Змеем, уперся маленькой пушистой спинкой в его чудовищную спину, покрытую чешуей и слизью. Натужившись, он начал толкать Змея к корме, как будто всерьез верил, что может сдвинуть эту махину. Но люди моментально поняли, что от них требуется, и кинулись ему на помощь. А когда через минуту по левому борту снова вынырнула голова Змея, но уже затылком к кораблю, все поняли, в чем состоит опасность и что надо делать.
Чудовище хотело охватить “Утреннюю зарю” петлей своего тела и стягивать ее до тех пор, пока корабль не будет раздавлен и не превратится в крошево обломков, а потом вылавливать людей по одному из воды и пожирать их. Единственный их шанс на спасение состоял в том, чтобы не давать этой петле сомкнуться на корпусе и проталкивать тело Змея к корме, пока он не соскользнет с корабля. Или, если смотреть на это с несколько иной точки зрения, вытолкнуть корабль из петли вперед.
Один Рипишиппи, конечно, с таким же успехом мог бы попытаться поднять на себе кафедральный собор; но он пихал и толкал с таким отчаянным напряжением, что едва не убил себя, пока рядом не встали все сильные мужчины и не навалились на тело чудовища. Никто не отдавал команд, но весь экипаж разделился на две равные части и стал вдоль бортов корабля — весь, кроме Люси и Рипишиппи, потерявшего сознание. Каждый изо всех сил напирал на спину впереди стоящего, таким образом напор и вес всей шеренги приходился на последнего, который и толкал Змея с таким напряжением, что в любое мгновение мог проститься с жизнью. В течение нескольких мучительных секунд все эти усилия, казалось, гасли в глухой грома-де змеиного тела. Секунды казались бесконечными часами, трещали кости и суставы, пот заливал глаза, дыхание переходило в хрип и почти прерывалось.
И вдруг, спустя чуть ли не целую вечность, тело чудовища сдвинулось. Все увидели, что петля отстоит заметно дальше от мачты и ближе к корме, чем прежде. Но зато и сама петля стала заметно уже. Страшная опасность приблизилась вплотную. Успеют ли они столкнуть петлю за корму или она уже стянута так туго, что вот-вот раздавит корпус? Казалось, это случится через мгновение, всего какие-то дюймы отделяли чудовище от перил кормы. С дюжину матросов вспрыгнули на полуют — отсюда толкать было намного легче. Тело Змея опустилось уже так низко, что в него можно было упираться, стоя на палубе. Они могли еще успеть. Дело пошло веселее, надежда оживала в сердцах людей, удваивая их силы, но тут они вспомнили про загнутый вверх хвост дракона, который украшал корму “Утренней зари”. Пропихнуть живую петлю по этому хвосту было невозможно.
— Топор! — прохрипел Каспиан. — И толкайте сильнее!