Его услышала Люси, наблюдавшая за кормой и драконьим хвостом. К счастью, она хорошо знала, где что лежит. Нескольких секунд ей хватило, чтобы оказаться внизу, найти топор и стремительно взбежать вверх по лестнице. В тот самый момент, когда она бежала к корме, раздался оглушительный треск, как будто рухнуло огромное дерево. Корабль ошеломленно завертелся на месте, потом рванулся вперед и стремительно понесся по волнам. Трудно сказать, что случилось: то ли Змея толкнули особенно сильно, то ли, оказавшись слишком близко к корме, он сам сдуру решил захлестнуть петлю именно вокруг драконьего хвоста, но в результате резной золоченый хвост обломился у самого основания, и корабль вырвался на свободу.
Все выложились полностью и даже не смогли увидеть того, что видела Люси. В воде, всего в нескольких ярдах от кормы, петля из тела Змея стремительно стягивалась, становясь все уже и уже, пока Змей с плеском не исчез под водою. Люси потом рассказывала — хотя в тот момент она находилась в состоянии страшного возбуждения, и это вполне могло ей почудиться, — что с морды чудовища не сходило выражение идиотского самодовольства. Но, бесспорно, животное попалось действительно на редкость тупое, и вместо того, чтобы сразу пуститься вдогонку за кораблем, оно отвернулось от “Утренней зари” и принялось обнюхивать свое тело, явно в полной уверенности, что где-то возле него должны плавать обломки корабля. Один-то обломок Змей нашел — отломленный драконий хвост — и, не торопясь, занялся им.
Тем временем “Утренняя заря”, подгоняемая свежим ветерком, летела по волнам, и на ее палубе лежали и сидели люди. Сейчас они могли только прерывисто говорить, судорожно дышать да постанывать, и потребовалось немало времени, пока к ним вернулся дар речи и они смогли обсудить это приключение, а потом и посмеяться над ним. Когда же на палубу выкатили бочонок рома, все окончательно развеселились и принялись восхвалять отвагу Юстаса (хоть от нее и не было никакого толка) и, конечно, мудрость Рипишиппи.
Затем они плыли на восток еще три дня, не видя ничего, кроме моря и неба. На четвертый день ветер переменился и подул с севера, на море поднялись высокие волны, а после полудня ветер достиг почти ураганной силы. Но вскоре по левому борту они заметили какую-то землю.
— С вашего позволения, сир, — сказал Дриниан, — нам лучше пристать к берегу. Придется идти к нему на веслах, зато переждем в гавани, пока не кончится шторм.
Каспиан согласился, но им пришлось долго грести против ура-ганного ветра. До самого вечера они не могли подойти к земле и лишь при последних проблесках дневного света вошли в естественную гавань и бросили якорь. Но никто не стал сходить на берег. Утром путешественники увидели, что находятся в бухте с зелеными холмистыми берегами. Холмы были изрезаны оврагами и, становясь все выше, к центру острова переходили в скалы. Ветер дул с севера, как раз из-за скалистых вершин, и гнал по небу черные тучи. Путешественники спустили на воду лодку и погрузили в нее пустые бочки для воды.
Заняв место в лодке, Каспиан сказал:
— Где будем брать воду, Дриниан? Похоже, в бухту впадают две реки, с запада и с востока.
— Да, сир, это видно по течениям и водоворотам возле мест их впадения. Думаю, нам больше подойдет восточная речка, по правому борту, — туда нам меньше грести.
— Вот досада, — посетовал Каспиан. — Снова дождь.
И действительно, на них обрушился настоящий ливень.
— Вот уж не вовремя! — воскликнул Эдмунд. — Послушайте, давайте пойдем к западной речке. Там есть деревья, так что найдем хоть какое-то укрытие.
— Правильно, — поддержал Юстас. — К чему мокнуть напрасно?
Но Дриниан уже развернул лодку вправо. Как усталый человек за рулем автомобиля, продолжающий упрямо ехать со скоростью сорок миль в час в то время, когда ему объясняют, что он свернул совсем не на ту дорогу.
— Они же правы, Дриниан, — заметил Каспиан. — Почему вы не сворачиваете влево?
— Как угодно вашему величеству, — довольно сухо отозвался Дриниан.
Из-за вчерашней непогоды он провел очень трудный день и вдобавок терпеть не мог, когда сухопутная публика лезла к нему со своими советами, куда плыть и как плыть. Тем не менее он свернул на запад и, как выяснилось впоследствии, очень хорошо сделал.
Они уже кончили набирать воду, когда дождь прекратился; Каспиан пригласил Юстаса, обоих Певенси и Рипишиппи подняться на вершину скалистого холма и осмотреть оттуда остров. Подъем оказался тяжелым, приходилось продираться сквозь высокую жесткую траву и вереск, и по дороге они не видели ни людей, ни животных, только морские чайки кружили над головами. Добравшись наконец до вершины, они обнаружили, что островок очень мал, всего каких-нибудь двадцать акров. Море отсюда казалось более широким и пустынным, чем с палубы “Утренней зари”.
— Мне кажется, это чистое безумие, — сказал Юстас Люси, вглядываясь в восточный горизонт. — Плыть и плыть туда, не имея никакого представления, что там ждет.
Он сказал это почти бездумно, по привычке, а не потому, что захотел вдруг испортить настроение окружающим, как бывало раньше.