Хроники Нарнии Том 2

— Да, теперь нам надо побыстрее попасть наверх, в тот самый лес, — согласился Трумпкин. — И что бы мне ни говорили, но как только мы там окажемся, я сразу развожу костер и начинаю готовить ужин. А отсюда нам нужно уходить как можно скорее.

Не стоит объяснять, с каким трудом тащились они теперь вверх по ущелью, как тяжело давался им каждый шаг. Но, несмотря на это, настроение было странно оживленным и приподнятым. Они как бы обрели второе дыхание — может быть, столь поразительное действие оказало слово “ужин”.

Еще засветло они добрались до ельника, который раньше причинил им столько неприятностей, обогнули его и разбили лагерь в лощинке выше по склону. Еще какое-то время ушло на то, чтобы собрать хворост и сложить костер. Работа не тяжелая, но все-таки утомительная. Наконец костер разгорелся, и они занялись приготовлением ужина из той самой медвежатины, сырые, сочащиеся кровью ломти которой вызвали бы легкую дурноту у всякого, кто провел этот день не выходя из дома.

Трумпкину пришла в голову отличная идея. У них еще оставалось немного яблок, и они заворачивали яблоко в толстый ломоть мяса и, насадив на острый прутик, обжаривали. Получалось что-то вроде яблок в тесте, только вместо кондитерского теста была медвежатина. В результате кислый сок яблока насквозь пропитывал мясо, и вкус этого блюда напоминал жареную свинину под яблочным соусом.

Надо сказать, что мясо медведя, который ест без разбора всякую живность, действительно не очень-то приятно на вкус. Но мясо медведя, питающегося плодами, ягодами и медом, — вещь превосходная, а на них напал, видимо, именно такой медведь. Трапеза получилась очень вкусная, к тому же после нее не надо было даже мыть посуду. Оставалось только разлечься на траве, вытянуть натруженные ноги, смотреть, как вылетают колечки дыма из трубки Трумпкина и болтать обо всем на свете. Они были совершенно уверены, что если не сегодня, то завтра найдут Каспиана и в несколько дней разобьют короля Мираза. Разумеется, с их стороны было не очень-то осмотрительно позволять себе такое благодушие, но после трудного дня им просто необходимо было немного расслабиться.

Все быстро задремали, а вскоре и крепко уснули. Неожиданно Люси очнулась, хотя, казалось, в эту ночь она спала как никогда крепко. У нее появилась странная уверенность, что разбудил ее голос того, кого она любила больше всех на свете. Этот голос ясно и настойчиво повторял ее имя. Сначала девочка решила, что ей приснился голос отца, но, припомнив все, поняла, что на голос отца этот голос был не похож. Потом она подумала про Питера, но нет, и к нему это не имело никакого отношения. Ей очень не хотелось вставать, и не потому только, что она очень устала. Если уж говорить честно, то недолгий сон удивительно освежил ее, и Люси чувствовала себя вполне отдохнувшей, и ни кости, ни мышцы у нее больше не болели. Просто ей было очень хорошо в этом укромном уголке, где она так тепло и уютно устроилась. Она лежала на спине, и с неба в лицо ей смотрела нарнианская луна — намного больше и ярче нашей. Надо сказать, что свой лагерь они устроили на сравнительно открытом месте.

— Люси! — снова долетел до нее чей-то зов. Определенно, это не был голос ни отца, ни Питера.

Она села, вся дрожа от волнения, но отнюдь не от страха. Луна светила настолько ярко, что весь лес был виден так же хорошо, как

днем, хотя теперь все выглядело более диким и таинственным. Позади привала был ельник, справа, чуть подальше, — иззубренные вершины скал на той стороне ущелья. А прями перед ней, на расстоянии полета стрелы, — просторная открытая поляна, на которой совсем не было деревьев и росла только густая трава. Люси разглядывала эту поляну в просветы между деревьями и вдруг начала тереть глаза.

— Так и есть! — сказала она себе — Они двигаются, в этом нет никакого сомнения! Они вот-вот начнут ходить!

Люси встала, сердце ее бешено колотилось, но она направилась прямо к той поляне. Теперь девочка слышала, как с той стороны доносится еле слышный шелест, какой бывает, когда ветер колеблет вершины деревьев. Вот только ночь эта была совершенно безветренной. Люси уже понимала, что и деревья эти выглядят не совсем обычно, и шум этот не похож на обычный шорох. В их шелесте чувствовалась какая-то мелодия, но уловить эту мелодию ей удавалось не лучше, чем различить слова, которые пытались сказать ей Деревья в прошлую ночь. Единственное, что она улавливала, — это какой-то быстрый и веселый ритм, от которого ее ноги готовы были пуститься в пляс.

И чем ближе она подходила к поляне, тем сильнее хотелось ей плясать. Теперь уже можно было не сомневаться в том, что Деревья двигаются. Они чинно расхаживали по поляне туда и обратно, иногда одна группа деревьев мерно проходила сквозь другую группу — ну точь-в-точь, как во время деревенского хоровода со сложными фигурами. “Разумеется, — подумала Люси, — если Деревья танцуют, то их танцы должны быть вроде деревенских”. Она быстро шла — теперь уже между Деревьями.