Фомин встал чуть поодаль и попытался пробуравить стену взглядом. Получалось плохо — то ему вдруг казалось, что за стеной стоят ангары, заполненные орбитальными катерами, то виделись арсеналы с пушками, танками и прочей машинерией Межпотопья, то появлялись ряды лежащих навзничь людей, погружённых в коллективный сон, то метилось совсем уж несусветное — в общем, плоды бессильного воображения, а никакое не проникновение в четвёртое измерение. Многие пытались, недаром же родилось выражение «лбом о стенку». Как раз о бортинженерах, возомнивших себя магами.
Паладин, похоже, увидел что-то и остался этим доволен. Во всяком случае, он, прислонив шлем к шлему Фомина, сказал тоном деловым и умиротворённым:
— Резиденция в полном порядке.
— Я и не сомневался, — ответил Фомин согласно рыцарскому уставу. Рыцарь никогда не сомневается в успехе предприятия другого рыцаря — до тех пор, покуда это предприятие не направлено против Дома рыцаря. Немножко громоздко, но суть ясна. Как ясно и то, что навьгородцы имеют на Луне собственную базу. Вот тебе и подземные жители. Что у них там ещё припрятано, какие козыри в подземных рукавах?
Обратный путь уже и Фомин шагал уверенно, даже степенно, выказывая тем самым полное доверие Навь-Городу в целом и паладину Ортенборгу в частности.
Даже беспечность выказал.
Тут-то оно и случилось.
Из ниоткуда, из пустого коридора, дохнуло стужей, и какой стужей! Межзвёздное Пространство не может так студить. Собственно, что Пространство, почти парная: больше, чем излучает тело, потерять тепла оно не может, а бортмеханик и даже рыцарь — не звезда. Плюс спецкостюмы или латы. Семь потов сойдёт в Пространстве, прежде чем сделаешь самую пустячную работёнку. Но сейчас он как в прорубь ухнул, прорубь, полную дистиллированной переохлаждённой воды.
И не один ухнул, а вместе с паладином. Тот даже крякнул утробно. Не крякнул, крикнул, только вот не разобрать что.
И зачем разбирать? Действовать нужно.
Преодолевая сковывающую стужу, он встал рядом с паладином и увидел впереди тёмно-фиолетовую амёбу, да только величиной с тура.
— Она, что ли, морозит? — спросил он паладина.
— Она, — прохрипел тот. — Криона.
Порубим и Криону, и вдоль, и поперёк.
Легко подумать, трудно сказать — челюсти сковала немота. Они крякнуть не в силах.
Но саблю всё-таки вытащил. Тут мышцы потолще, нежели челюстные, запросто не промёрзнут.
— Нет, — прохрипел паладин, — не так!
А как — не сказал. Вытащил из сумочки на поясе нечто, весьма напоминающее гранату, сжал до хруста и бросил в тёмную аморфную массу.
Шагов пять всего-то расстояние. Если крепко рванёт, то, пожалуй, ляжем дружно.
Не рвануло. Даже не хлопнуло. Граната распалась на кусочки, будто яичко разбилось. Не простое яичко.
Из него вылетела медузка. Маленькая огненная медузка. Магматическое существо.
И стужа отпустила.
Амёба-криона изменила цвет с фиолетового на голубой, потом начала на глазах зеленеть, появились участки желтизны.
— Поспешим. — Паладин оторвал от зрелища красного смещения.
Пришлось спешить. Шагов через сто дрогнуло под ногами. Кто кого сожрал да лопнул? Возвращаться посмотреть не хотелось. Не счесть крион в пещерах полуночных. А сколько медузок осталось у паладина?
Вспомнилась та медузка, что проникла в посольство. Проникла — или подкинули?
Гадай не гадай, никто не скажет.
Политика.
Они вышли на поверхность, пощурились, привыкая к свету. То есть паладин — это как ему угодно, а Фомин щурился, сдерживая нетерпение. Иначе потом склянку-другую чёрные зайцы будут прыгать перед глазами. Зайцы-то пустяки, но за зайцем нетрудно и волка проглядеть, а этого бы не хотелось.
Волков за зайцами не оказалось. К счастью. Раз счастье, два счастье, а в третий раз… Нет, впредь нужно будет учесть и так быстро на поверхность не выскакивать.
Он посмотрел на каравеллу.
Она поднялась над поверхностью, не высоко, на пять-шесть локтей, и теперь медленно кружила вокруг собственной оси.
Странные манёвры, похоже, были неожиданностью и для паладина Ортенборга. Тот остановился, будто перед ним выросла невидимая стена, стена четырёхмерья.
Остановился и оглянулся на Фомина.
Экипаж устал? Поломка?
Увы, здесь Фомин был бессилен. Каравелла для бортмехаников времён Межпотопья есть диво дивное и только. Гайки подкрутить, смазать шестерёнки, даже юстировать мезонную камеру он может, но вот с парусами гравитационными четырёхмерными, артикул такой-то — не стоит и пробовать. Особенно снаружи.
Днепроиды совершенно распоясались: они прыгали, пытаясь ухватить каравеллу за заднюю ножку. К счастью, лунная эволюция прыгучести у механических крабов не развита за ненадобностью, да и у каравеллы никаких ножек не было: ни задних, ни даже передних. Разве хвостик-гайдроп, так он, хвостик, из астика, днепроидам невкусный.
А вот меч паладина привёл их в полный восторг, так кусок колбасы подействовал бы на стаю очень голодных и очень диких собак. Оставив недоступную каравеллу, они подбежали к паладину, но остановились.
Оголодали, верно, но чуяли: паладина запросто не возьмёшь. Особенно если ещё и чрезвычайный посол рядом.
Хорошие собачки, умные собачки…