Фомин тряхнул головой. Ничего, сейчас водочка мозги-то прочистит, отделит своё от дарёного. Способ старинный, проверенный. Истина, как и положено, перейдёт в спиртовую фракцию, а ложь выпадет в осадок.
Дарёному коню в жопу не смотрят только наивные троянцы. Мы-то не наивные, мы-то знаем, почём фунт лиха-235.
Постепенно спирт оказывал своё действие, отделяя вчерашнее от нынешнего, и чужеродность внедрённых тарком знаний стала очевидной. Это, конечно, не значит, что тарково знание ложно, просто оно стало не основным, не базовым, и, следовательно, могло быть подвергнуто сомнению. Ну как соврал ему Зверь? Тарки, тарки… В голове что-то вертелось, никак не желая вспомниться. Он чуть было не поддался искушению — добавить аквавита, но удержался, зная, как легко перейти зыбкую грань бытия и забытья.
Но он, похоже, действительно слышал о тарках прежде. Не сейчас, а раньше, на Земле Межпотопья.
Отчёт Гансовского! Точно! В конце двадцатого века Межпотопья пытались методом генной инженерии вывести расу разумных медведей! Эксперимент вышел из-под контроля, и его поспешили прикрыть. Кажется, были многочисленные жертвы. Кажется — потому что секретность вокруг эксперимента крепили методами драконовыми, он-то сам узнал об отчёте Гансовского совершенно случайно, благодаря знакомой — весьма близко знакомой! — девушке из Ночной стражи. Получается, наоборот, тарки — порождение людей?
Но…
Но разве он может быть уверен, что воспоминания об отчёте Гансовского тоже истинные, а не внедрены Зверем? Проба с аквавитом отнюдь не безгрешна. Простые грубые случаи ложных воспоминаний она выявит, а кто их, тарков, знает, на что они способны?
На многое, раз это они имплантируют Фомину память, а не наоборот.
Хмель выветрился, не успев забрать силу. И славно. Нужно ведь научиться управлять каравеллой, исполнить поручение Зверя, а пуще — позаботиться о себе. Добраться до Земли, а там видно будет. На этапе полёта «Луна — Земля» интерес у него со Зверем общий. Конечно, нужно ждать от тарка подвоха, но он и сам вдруг да придумает каверзу-другую. Если в том будет нужда. Если Зверь поручает Фомину управление каравеллой, значит, шансов у них, прямо скажем, маловато. Управлять каравеллой, как же!
А всё-таки попробовать стоит.
Он повернулся к паладину Ортенборгу. Того немного развезло, всё-таки натощак, не закусывая пили, но паладин встал довольно ловко, тоже, видать, не лыком шит, а что сбил бокал, то пустой ведь бокал, потому — не страшно.
— Э… Вам угодно пройти в КУПе? — Паладин опять перешёл на «вы».
— Душа моя Ортенборг, мы на брудершафт пили, потому давай без церемоний.
— Ты будешь служить господину?
— Глубоко тронут оказанным доверием и постараюсь оправдать.
Понял паладин, нет, но ликом посветлел.
— Я пробовал подчинить себе каравеллу, но я ведь не навигатор. — Ортенборг в порыве откровенности начал выдавать информацию. — Вам-то, доблестный рыцарь, Пространство ближе и понятнее, вы в нём полжизни пробыли.
Много тысяч лет, если точнее. Но не будем говорить об этом паладину.
— Пройдём в КУПе.
— Изволь. — Паладин потихоньку оживал, смотрел на Фомина благодарно и доверчиво, почти как ребёнок. Вот придёт дядя, дядя бибику починит.
Нехороший признак. Похоже, каравеллу действительно некому вести.
Они дошли до перегородки, отделявшей КУПе от остальной части каравеллы. Отделявшей прежде — потому что сейчас в ней зияла дыра, достаточная, чтобы пропустить взрослого рыцаря, правда, без тура. Направленный взрыв? Но вокруг ничего не пострадало, даже люма в вычурных хрустальных светильниках. Он осторожно коснулся края дыры. Прочнейший астик, поди, выдерживает прямое метеоритное попадание.
Стараясь не зацепиться, Фомин шагнул внутрь.
Оба навигатора лежали рядом с креслами. И — ни капли крови в отличие от прочих отсеков. Ковёр впитал? Непохоже. А, вот в чём дело: они удавлены. Удавки, прозрачные, почти невидимые, оставались на шеях.
— Вот рычаг, — подал сзади голос паладин. — Им я и орудовал.
— Я видел. Вам отлично удалось стабилизировать каравеллу, — не покривив душой, ответил Фомин. Ладно. Если сумел паладин, может, и он на что-нибудь сгодится.
Он сел в кресло, стараясь не отвлекаться на тела навигаторов, и вновь увидел благодарность в глазах паладина. Служба Зверю, очевидно, предполагает пренебрежение к человеческой жизни.
Кресло, ещё не остывшее после навигатора (или это иллюзия?), было весьма и весьма удобным. И даже знакомым, как и рычаги, экран, панелька, рычаги. Он видел его! Точно, ещё тогда, когда задремал после взлёта.
Или это воспоминание вложил ему в сознание Зверь.
Не важно. Всё оставляет свои следы — динозавр, гуляющий по отмели, частица в камере Иванова — Вильсона, морской корабль на волнах, ветер на стволах деревьев. Остались в каюте следы навигаторов, корабелов, нужно только найти их.
Он замер, прислушиваясь. Но вместо этого услышал следы убийства. И страх, и ненависть, и паника, и чувство выполненного долга, — вся эта смесь обрушилась на Фомина, и пришлось обуздать интуицию. Не до того сейчас. Время быть Пересветом и время быть Сусаниным.
Он занёс руку над рычагом.