Хроники некромантских будней (СИ)

— Не печалься, мой брат, — с ласковостью матери отозвалась младшая дочь Грифонов. Чуть подалась вперёд, ледяными пальцами вытирая горячие влажные дорожки. — Никто из нас никогда не держал на тебя за это зла. Наши дороги определило предательство, и каждый из нас вынужден был сам взять в свои руки свою судьбу. Мне хочется верить, что все мы достойно справились с этой задачей… Как и подобает истинным Грифонам.

Анастасия улыбается слабо, с пониманием и принятием глядя на то, как просветлело лицо её брата. Немощный старик на смертном одре — лишь одно сожаление больше всего терзало его.

— Я бы так хотел когда-нибудь снова увидеть вас всех… — с мечтательностью ребёнка протянул он, выдыхая так, словно с его груди свалился огромный камень. — Чтобы как в детстве… В нашем саду пели бы птицы, Ирина о чём-то спорила с Кириллом, мы с Сандором упражнялись на деревянных мечах под чутким руководством отца… А ты плела бы вместе с мамой венки, а после вплетала в волосы Ирины цветы… Ты помнишь?.. Она всегда так смешно возмущалась, но с особым трепетом берегла заплетённую мамиными руками косу… Ты помнишь те дни, Анастасия? Те дни, когда мы были одной семьёй…

— Конечно, я их помню, — печаль подступающими слезами отражается на вечно молодом лице немёртвой жрицы, когда она смотрит в чужое безмятежное лицо.

Антон улыбается отстранённо, и взгляд его ослепших глаз устремляется куда-то лишь в ему одному видимую и известную даль.

— Хотел бы я когда-нибудь снова вас всех увидеть… — голос его слабеет с каждым словом всё сильнее и сильнее, пока не замолкает, на этот раз навсегда.

— Ты увидишь, — жгучие слёзы тихо катятся по холодным щекам Анастасии, когда она подаётся вперёд, отпуская ослабевшую руку. Протягивает свою ладонь, прикрывая остекленевшие глаза, и опускается обратно, глядя на спокойное лицо улыбающегося брата. — И мы опять соберёмся в нашем саду, и я опять буду плести венки, а Ирина будет спорить с Кириллом, а ты — упражняться с Сандором на деревянных мечах. И в нашем саду опять будут петь птицы, и будет светить солнце, и будет ветер мягко колыхать траву…

Анастасия глотает слёзы, такие живые и по-человечески жгучие слёзы, падая на колени, сжимая безжизненную руку брата. Прячет свою боль и печаль на его смертном одре — спокойно и смиренно принять и осознать уход родного человека оказывается не под силу умудрённой годами повелительнице смерти.

— Это будет твой самый лучший и счастливый сон, мой брат, — она выдыхает судорожно, всё-таки беря эмоции под контроль.

Усмиряя боль в давно не бьющемся, пробитом сердце, она смотрит с горькой печалью на умиротворённое лицо принца и улыбается, провожая его в последнюю дорогу.

— Спи спокойно, Антон из рода Грифона…

========== Хроника одиннадцатая. Отверженные ==========

Он всегда был одиночкой. Среди собственных собратьев он всегда был белой вороной. Они поглядывали на него косо и старались держаться подальше, за глаза и не только клеймя странным.

Не то чтобы Белкета это действительно смущало или напрягало.

Он уже давно привыкает к своему одиночеству. Не считает его чем-то дурным и необычным — скучная серая обыденность, такая же, как у любого другого народа необъятной Империи. В конце концов это даже превращается в определённый стиль жизни, который во многом делает из Белкета… Белкета.

Пока в один прекрасный момент в устоявшуюся систему не врывается, словно свежий весенний ветер, одна золотая вспышка.

Мелисса — дитя третьего поколения детей Эльрата. Она — ровесница Уриэля и Сары, что вместе с ними постигала тайны Света во служении ему. Она младше Белкета на несколько веков, что кажутся ему целой пропастью, когда он заглядывает в небесно-голубые глаза напротив.

Мелисса — не то чтобы тоже была неправильным ангелом. Но она была слишком легкомысленна и жизнерадостна по меркам своих величественных собратьев. Она постигала мир вокруг себя с почти детским любопытством и разглядывала его широко распахнутыми глазами, не желая пропустить никого и ничего. Её любознательность и ветреность вызывали осуждение даже у её ровесников — старшее же поколение и вовсе порицало её.

«Такое поведение характерно смертным детям Илата, а не хранителям Истины и Света, Мелисса»

«Больше усердия и меньше вопросов, Мелисса. Эльрат не потерпит халатность и сомнения»

«Свету не характерны любопытство и непоседливость, Мелисса! Это верные спутники Тьмы, рождающей в душах семена сомнений!»

Чужое осуждение, впрочем, едва ли действительно может погасить юношеский жгучий пыл, и на все придирки в свой адрес Мелисса отвечает легкомысленной ветреностью. Уж если её обвиняют в этом — почему бы такой и не стать?

Другие ангелы, их собственные собратья, погрязшие в догматах и жёстких рамках, всегда любое отклонение от общего шаблона воспринимают резко. Так, словно это и вправду происки Тьмы и, упаси Асха, Хаоса, и тут же стремятся заклеймить, откреститься, сделать изгоем того, кого они презирают.