По поляне пробежал взволнованный шёпот - быстрый и почти неразличимый, как случайный порыв ветра тихим днём. Кисло переглянувшись с отцом Ришо, Большой Ли продолжил вытирать пальцы о солидный живот.
- Ну что ж, Дана, как и всегда, делает всё, что захочет... К чему советоваться с другими, ведь правда?
- Ах, только не ссорьтесь... - сонно протянула другая боуги, доплетавшая длинный венок из фиалок. На неё одну появление Тааль, кажется, не произвело большого впечатления. - Сегодня такая дивная ночь, и карп в лесном озере проплыл семь кругов - к счастью...
- Не лезла бы хоть ты, Че-ре-паа-шка, - протянул Бригхи, успевший тем временем уплести четверть угощения. Он явно передразнивал её медлительную речь, но боуги нисколько не обиделась - лишь взглянула куда-то сквозь него и вернулась к своему венку.
- Ты сам подарил мне ту монету, Большой Ли, помнишь? - спокойно спросила Дана, убирая за ухо короткую прядь. - Твою старую монету для фокусов. И сам показал колодец, куда можно её опустить, чтобы связаться с призраками Молчаливого Города. Я именно так и поступила.
- Это было давно, - проворчал Большой Ли. - Когда по Городу ещё не бродил этот чужак из Обетованного...
- Вы о мастере Фаэнто? - Тааль обрадовалась, что появился наконец предлог вмешаться; зато все, к сожалению, снова уставились на неё. - Как раз он мне и посоветовал прийти к вам. Когда я... Когда мы нашли монету, он решил, что вы поможете мне встретиться с атури... С духами.
- Это мы не властны сделать, если духи сами не захотят говорить с тобой, - сказал кто-то почти из самой чащи - он всё время стоял в тени, так, чтобы свет месяца его не коснулся. Тааль ощущала холодок враждебности, исходивший от него.
- Думаю, они захотят, - как можно скромнее сказала она. - Они уже не раз со мной говорили ...
Как и следовало ожидать - новая волна перешёптываний и новое молчание после. Закончив венок, Черепашка неспешно разместила его на голове; для этого ей пришлось слегка прижать уши.
- Назови своё имя, - ободряюще попросила Дана. Через всю поляну Тааль встретилась с нею взглядом - и прямо почувствовала, как покой и уверенность обволакивают её. Желтизна глаз Даны не пугала, напоминая о хищниках, грифах, Двуликих: она была тёплой и живой, как дикий мёд или солнце полудня.
- Тааль, майтэ из гнездовья у Высокой Лестницы... Атури и кентавры прозвали меня Тааль-Шийи, Сновидица.
Ришо встрепенулся, услышав прозвище, похожее на своё - но промолчал, встретив сердитый тычок отца.
- Майтэ? - Большой Ли фыркнул от смеха. - Большая выросла майтэ, ничего не скажешь... Да и крылья потеряла где-то по дороге. Наверное, сбросила, как змейка кожу.
- А я слышала, что такое бывает, - сквозь зевок пробормотала Черепашка; на неё шутливо зашикали.
- По-моему, всё ясно: дело в магии, - отец Ришо со злостью пододвинул к себе горшочек с маслом; в тишине тот оглушительно проскрипел по пню. - Кто-то заколдовал эту майтэ (а я не сомневаюсь в том, что она правда майтэ - только они так туго соображают), наложил искусные чары, превратив в... В то, что мы видим, - хмыкнув, он размазал масло по круглой булочке. - В самку людей из-за моря.
В
- Это сделали духи, - выдохнула Тааль, ища спасения в глазах Даны. Так заботливо и чутко могла бы смотреть её мать - если бы, конечно, была здорова. - Атури испытывали меня, а потом, когда я прошла испытания и... И Пустыню Смерти... - память о беспамятстве тех дней и бдении всё ещё причиняла ей боль; говорить об этом, да ещё перед толпой, совсем не хотелось. - ...Решили изменить мою суть.
- Они
- Добрый волшебник из-за моря помог, - елейным тоном проговорил боуги из тени. Кое-кто снова засмеялся, хотя было уже совсем не смешно. - Наверное, нечасто к нему такие гостьи забредают - да ещё и без клюва с крыльями, как удобно...
- Спрячь своё жало, Лорри Язва, - негромко, но внушительно посоветовала Дана. Тааль показалось (хотя, возможно, так просто лёг лунный свет), что в её золотистом прищуре сверкнул гнев. - Надо было не лечить тебя от чар, когда атури в тот раз превратили тебя в каменного скорпиона... Тебе, знаешь ли, даже шло.
Лорри завозился недовольно, но примолк. Тааль, ещё не оправившись от стыда, прокашлялась; в горле у неё пересохло.