Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

Индрис, наоборот, то и дело забегала вперёд и беспечно заглядывала в лицо Шун-Ди - сколько бы тот, краснея, ни отводил глаза. Пару раз Уна испытала неуместный порыв сделать наставнице замечание: она и то знала, какой дерзостью считается в Минши зрительное прикосновение к неблизкому человеку. Может быть, большей, чем прикосновение буквальное. Индрис это было, конечно, известно, но она продолжала с улыбкой забрасывать миншийца вопросами о его родном острове (он назывался Маншах - и Уна со стыдом поняла, что не помнит его по книгам и картам), о семье, об аптечных лавках, о садах и полях, на которых выращивают растения для масел...

О целях его приезда. О магии в Минши.

О путешествии на западный материк - подумать только - на полтора года!.. Уну скручивала зависть - и в то же время ей было как-то не по себе. Так вот он, этот момент: перед ней тот, кто "живьём" видел драконов, беседовал с кентаврами, слышал гортанные напевы русалок, под звучание которых, должно быть, мурашки пробирают от пяток и до корней волос... Тот, кто дышал воздухом заветной земли Обетованного, где магия свободна. Почти как герои сказок и легенд.

Так почему же Уна не чувствует ничего особенного? Почему он живёт, как обычный человек - и мнётся, и откровенно опасается волшебного зеркала у неё на поясе, и робеет, как все, перед её знатной кровью?

Шун-Ди смущённо кашлял, от волнения вдруг начинал картавить и искажать ти'аргские слова. Он избегал подробностей о своей удивительной экспедиции - настолько рьяно, что за время их прогулки начало темнеть. Песок и мелкие камешки шуршали под ногами Уны; Синий Зуб в конце аллеи впитывал сумеречную черноту, а мох на его выступах прятался, сливаясь с камнями. Круглые листья осин, как всегда, трепетали, после заката становясь особенно хрупкими - какими-то полупрозрачными. Примерно четверть их уже облетела, да и остальные распрощались с летней свежестью.

Уна смотрела на тонкие стволы, устало слушала Шун-Ди, шикала на Гэрхо, который, не стесняясь, зевал до вывиха челюстей (чинная ходьба быстро надоела ему - ещё бы, ведь издеваться над Уной в её комнате куда увлекательнее) - и осознавала, что обязана задать главный вопрос. Сколько же ещё, во имя старухи Дарекры, её будет мучить миг этого главного вопроса? Почему всегда так не хочется, и горько, и страшно его задавать - но не обойти и не спрятаться, как не переплыть без корабля море?..

С матерью и лордом Ривэном, конечно же, было гораздо хуже. Значит, нет смысла так долго тянуть перед перебирающим чётки миншийцем - что бы ни таилось на самом деле в его голове.

- Если я правильно поняла, одна из женщин-драконов, - Уна нервно улыбнулась. - Точнее, из Эс...

- Эсалтарре, - вежливо, почти шёпотом подсказал Шун-Ди.

- Да, Эсалтарре... Спасибо... Так вот, она... Подарила Вам своё яйцо?

Шун-Ди кивнул. Из-за полумрака Уна не могла угадать выражения его лица - к тому же между ними шла Индрис.

- Подарила и завещала. Только не мне, а Вам. Её имя - Рантаиваль Серебряный Рёв, и она хотела, чтобы её сын достался именно Вам. Мой друг видел Ваш образ в её мыслях.

- Всегда хотела знать, насколько сильны драконы в телепатии, - пробормотала Индрис.

- Очень сильны, - серьёзно ответил Шун-Ди.

- Ваш друг? - переспросила Уна, нащупав наконец главное. Ей казалось, что она снова решает задачки или постигает миншийскую философию под скучающей указкой профессора Белми - либо до рези в глазах, запоем, читает в библиотеке Кинбралана те книги, к которым он и близко её бы не подпустил. - Но где же он сам? Почему не пришёл вместе с Вами и не познакомился со мной?

Шун-Ди внезапно остановился, вздохнул и неохотно спрятал чётки в карман. Щелчком пальцев Индрис зажгла голубоватый магический огонёк, и в слабом свете стало видно, что глаза миншийца погрустнели ещё сильнее.

- Вы правы, миледи. Уже пора... Лис!

Раздался негромкий шорох, мягкое скольжение - и высокая тонкая фигура выступила из-за осин. Уна не сразу поняла, откуда возникло столько режущего, янтарного света. Потом до неё дошло: так сияют глаза.

Глаза оборотня.

- Добрый вечер, - промурлыкал Лис. Голос был глубоким и сладким - как у менестреля, - но с дикими, совершенно чужими нотками, от которых у Уны неприятно сжалось что-то внутри. Кожа Лиса была смуглой, как и у Шун-Ди, по скуластому лицу с острым подбородком бродила странная усмешка. Кончики ушей тоже казались чуть более острыми, чем положено для людей, - но, возможно, всё дело в сумерках.

- Добрый вечер.

Лис шагнул вперёд и, оказавшись рядом с Шун-Ди, по-хозяйски положил длиннопалую руку ему на плечо. Он пришёл босым; заметив голые узкие ступни из-под плаща и штанов, Уна решила было, что ей мерещится. На левом плече Лиса возлежал хвост роскошных, похожих на золотые нити волос (и зачем такие мужчине?..) - в полумраке они тоже светились изнутри. Чувство опасности поднялось в Уне с новой силой, заставив зеркало вжаться в пояс.

Друг Шун-Ди был кем угодно, только не человеком. Это ощущалось мгновенно - словно фальшивая нота в пении или особый запах.