Воспоминания матери Инея - Шун-Ди и Лис называли её Рантаиваль - ворвались в сознание Уны, как серебристый поток с огненными прожилками, и затопили её целиком. Это чувство она могла сравнить разве что с дрожью гнева, охватившей её летом на тракте и вызвавшей шквал огня, который сделал её убийцей. Или, возможно, с необъяснимым и напряжённым, как струна, вдохновением - с верой в себя, отчего-то до обидного недостижимой в другое время, - снизошедшим на неё в тот день, когда обряд, тайком подготовленный Индрис и Гэрхо, подарил ей собственное зеркало.
Но все сравнения казались лживыми и бледными, как только она вспоминала о той смеси восторга и боли. Её подняли в воздух - на высоту, где от встречного ветра готовы разорваться лёгкие, а от сияния и белизны облаков слезятся глаза, - а потом сразу же швырнули на землю, придавив чем-то тяжёлым позвоночник...
Иней, будто подслушав мысли Уны (скорее всего, так и было), куснул её за палец. Она улыбнулась и, поколебавшись (не перекормлю ли?..), полезла в холщовую сумку за новой полоской мяса.
- Твоя мать очень много помнит, Иней, - сказала она - не громко, но и не шёпотом: услышать её здесь могли лишь пожелтевшие осины да дятел, монотонно долбивший кору. Довольно ощутимый вес Инея сместился к ней на локоть; дракончик склонил голову набок и смотрел на Уну своими золотистыми глазами, не прекращая жевать. - Много, много веков и событий. Слишком много - и слишком
Это Уна не стала произносить: почему-то и при Инее, который теперь (к ужасу леди Моры) проводил с ней чуть ли не круглые сутки, привязавшись немедля и прочно, как щенок - к хозяину, она пока не могла упоминать лорда Альена.
Она чётко и подробно видела его там. Его лицо, его тело и голос. Память драконицы, отпечатавшаяся в сыне, сохранила мага-чужеземца так заботливо, словно он был кем-то из её семьи.
Именно в то мгновение, полностью удалившись от реальности и себя, падая в прошлое, задыхаясь от наплыва чужих знаний, Уна впервые поняла, о каком сходстве с суеверным ужасом и восторгом говорили Индрис и мастер Нитлот.
Точнее, наоборот, разумеется. Но, что гораздо хуже, ей передался его взгляд. Взгляд того, кто устал разбираться в жизни - и отчаянно хочет в ней разобраться. Того, кто стремится к одиночеству, избегая людей, и боится его, потому что остаётся наедине со своими тенями и терниями.
Того, кому пусто и жутко без чернил и колдовства, на ярком свету.
В памяти Рантаиваль лорд Альен был прекрасен, но исходил темнотой - совсем как лорд Ровейн с фамильного портрета. Но воплощением зла он не казался. Скорее уж людской силы вперемешку со слабостью, сугубо людских противоречий.
Спружинив на её предплечье, Иней приподнялся в воздух - невысоко, на пару ладоней. Пока слабые, но с каждым днём крепнущие крылья сделали широкий взмах; лицо Уны обдало ветром. Она снова не сдержала улыбку, хоть и думала при этом о печали лорда Ривэна - и пыталась представить их дружбу с тем, кто оказался её отцом... Получалось плохо.
Должно быть, странная была дружба.
Иней прервал короткий полёт, а зеркало тревожно вжалось Уне в пояс. В сознании (или, скорее, в чутье Дара) раздалось нечто вроде щелчка. Она поняла, что уже не одна на аллее.
- Доброе утро, леди Уна, - сказал Лис, неслышно возникая из жёлтых зарослей. Уна вздрогнула; Иней недовольно пискнул и покрепче вцепился ей в плащ.
- Здравствуйте.
Очередная полоска мяса исчезла в сумке Уны. Лис смотрел на неё, наклонив золотистую голову, и улыбался; Уна впервые задумалась о том, какие белые и острые у него зубы. Её вдруг потянуло обратно в замок.
- Мы можем общаться на "ты". Я всего лишь менестрель.
- Я говорю менестрелям "Вы". Как и всем, кого мало знаю.
- Ваша кровь и магия знают меня. Мы это уже обсуждали, - промурлыкал Лис. Уна заметила, что его смуглые ладони сплошь исцарапаны; интересно, не стоит ли проверить курятник?..
Иней требовательно ткнулся ей в шею горячей мордочкой. Уна почесала его мягкие чешуйки; продолжать беседу и кормёжку при Лисе ей не хотелось.
- Как и то, что для меня этого недостаточно. Я до сих пор не решила, поеду ли с вами на запад.
Лис скорчил насмешливую гримасу.