Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

Её леди-мать с упорством безграмотной жены крестьянина ненавидела всё магическое, что собралось под их крышей: Отражений, Инея, Лиса и Дар самой Уны. А Шун-Ди окатывала презрением - за то, что он не вставал на её сторону в спорах... И, наверное, за то, что смотрел на Лиса с почти неприличным обожанием.

"И это - купец из Минши, - шипела леди Мора, свирепо вонзая вилку в кусок курицы за обедом. - Уважаемый человек!"

Её мать не трогали ни новости, пришедшие из Меертона - об альсунгских двурах, убитых "коронниками", - ни то, что в замок когда угодно могли нагрянуть люди наместника, обвиняя их семью в связи с ними. Леди Мора в присутствии Уны сожгла ещё несколько писем от родов Элготи, Дангори и Лейн; они обе знали, что наследники и молодые рыцари из этих семей водились с несчастным Риартом.

"Только через мой труп ты станешь общаться с этими скотами, с предателями своего короля! Поняла?! Через мой посиневший труп!"

Услышав это, Гэрхо хрюкнул от смеха и шепнул Уне, что леди Мора уже и сейчас предостаточно посинела от злости. Но ей было ничуть не смешно.

"Хватит и того, что у нас в доме дракон, полузверь и два колдуна!.. Я не дам тебе испортить свою жизнь окончательно! Ты умрёшь на этом западе, будь он трижды проклят... - мать тайком подносила вплотную к глазам кусочек луковицы, чтобы вызвать новую порцию слёз. - В каком-нибудь глухом лесу! Для того ли я растила тебя, Уна?! Для того не спала ночей над твоей колыбелью?!"

Уна отмалчивалась. Она могла бы возразить: если кто и "не спал ночей" над её колыбелью - то тётя Алисия и няня Вилла. Мать делала это нечасто, а с годами - всё более ощутимо раздражаясь.

Что же до "полузверя", леди Мора сама с удовольствием слушала его песни и игру на лире, а временами, под настроение, даже просила что-нибудь исполнить. Обычно - свой любимый "Венок дочери мельника" или одну из длинных кезоррианских баллад. Лис умел находить с ней общий язык (как и со всеми: это хитрое существо почему-то в два счёта понимало, что и как нужно сказать собеседнику, а о чём и как умолчать), и вечерами они не раз, будто давние приятели, болтали о пустяках - о музыке и еде, о Минши и Ти'арге. Но, стоило матери вспомнить, что перед ней оборотень, - тень озабоченности ложилась на её припудренный лоб.

И Уна предпочитала не возражать.

Тему лорда Альена она тоже, конечно, не поднимала очень уж настойчиво. Однако по обрывкам их разговоров с Индрис и Шун-Ди (а ещё -пререканий с Лисом, отдающих духом соревнования в едкости) мать быстро уловила суть.

И вот тут её гнев не остановили бы никакие чары. Дряхлые стены Кинбралана вздрогнули, а слуги попрятались в пределах подвалов и первого этажа.

- Этот человек умер, Уна! Слышишь ты или нет?! УМЕР! Ушёл в бездну к старухе Дарекре, где ему самое место! Ты едешь за пустой ложью!

Был, впрочем, и другой вариант:

- И что ты будешь делать, если найдёшь его? Что скажешь незнакомому мужчине? "Здравствуйте, милорд, Вы мой отец. Не соблаговолите ли вернуться в Ти'арг"?! Девочка моя, пока не поздно, прекрати этот бред! Ведь ты не идиотка!

Могла ли Уна рассказать ей о видении с терновыми шипами, старым колдовством и именем "Фиенни"? О своих снах и о том, что узнала от Лиса о силе Повелителя Хаоса?

О воспоминаниях драконицы, матери Инея?..

Глупо было и думать об этом. Однажды, полная по горло омерзением и ужасом - прежде всего к самой себе, - она просто, глядя матери в глаза, положила руку на своё зеркало. Иней у неё на плече, угадав намерения, напрягся и расправил искрящиеся крылья.

- Я должна уехать, мама. Прости. Я должна найти его. И тех, кто убил дядю Горо.

Мать попятилась. Она выглядела так же жалко, как в той роще, у зарослей ежевики. Щёки Уны горели - и она не знала, от чего больше: от возбуждения или стыда.

Невыносимо.

- Ты... угрожаешь... мне?

Уне оставалось только кивнуть.

И с того момента леди Мора Тоури прекратила с ней разговаривать.

Индрис, прощаясь с ученицей, стиснула её в объятиях - с неожиданной силой, так, что заныли рёбра. Уна уткнулась лицом в пушистые (ныне - бледно-розовые) волосы, изо всех сил стараясь не расплакаться. О нет, она не проронит ни слезинки. Ещё не хватало - так опозориться перед Гэрхо, Шун-Ди и Лисом... Особенно Лисом.

И слугами, столпившимися вокруг, чтобы её проводить. Не было - по понятным причинам - только матери Бри, его самого и Эльды, дочери конюха, на которой тот собирался жениться.