Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

- Я принимаю то, что ты предлагаешь, - медленно сказала она, глядя в зрачки между золотыми крапинками. - Веди меня, куда нужно, Шэги.

Шун-Ди начал было переводить, но старуха кивнула и махнула рукой в сторону чащи. Услуги толмача ей явно не требовались.

Уна молча встала и пошла за ней. Лорд Ривэн и Шун-Ди заговорили одновременно, но ей не хотелось принимать их слова как обращённые к ней. Лес плыл в огнисто-зелёном тумане; дым от костра жёг ей ноздри. Следовать за мелкими шагами Шэги казалось чем-то совершенно нормальным - несмотря на то, что даже боуги, завидев их вместе, принимались шушукаться.

- Уна! - Шун-Ди сгрёб ткань у неё на плече - необыкновенно грубо для него, - когда поляна осталась далеко позади и их обступили сосны с тёмными, тоскующими без жильцов окнами. Две сосны росли рядом - похожие, как близнецы, зеркально вжившиеся друг в друга. Шэги остановилась и обернулась, как будто миншиец позвал её; губы гадалки беззвучно шевелились, но ничего жуткого в этом не было. Шёпот леса под холмом Паакьярне, шёпот магии, оплетающей Лэфлиенн. - Что ты делаешь?

- Пусти.

- Мне жаль говорить такое, но эта женщина сумасшедшая, - сдавленно зашептал Шун-Ди. Его дыхание пахло хмелем и ягодными сладостями боуги; одной из частей Уны (иногда ей мерещилось, что с каждым днём их становится больше - особенно здесь) отчаянно хотелось, чтобы на его месте был Лис. Другие части порицали её за это. - Она бормочет что-то о прошлом... О давнем прошлом. Постоянно. Имена вождей, королей, воинов из кентавров. Имена тауриллиан. Он умер на снегу в горах, и снег пропитался кровью, и его женщины рыдали над ним; лишь одна, самая красивая, заливалась смехом, - Шун-Ди перевёл дыхание. - Пойдём отсюда, Уна.

- Я не боюсь. Историки тоже говорят о прошлом. Ты говоришь о прошлом. И я, - она снова вырвалась. - Я вообще живу прошлым, всегда. Я пересекла полмира ради прошлого - как мой отец.

- Твой отец? Но ты же почти ничего не знаешь о его прошлом, - Шун-Ди так растерялся, что отпустил её без возражений. Шэги терпеливо ждала. - В Кинбралане и на корабле ты постоянно твердила об этом.

Фиенни.

- Я знаю, что он искал чего-то, - (Здесь правят тёмные боги). - Что желание совершить невозможное привело его к Хаосу. Желание повернуть время вспять. Изменить мир, - она заглянула в глаза Шун-Ди - тёмно-карие, но сейчас мерцающие глянцевой чернотой. - То есть любовь. Почему бы не услышать о своей судьбе, если появляется шанс?

- Потому что смертным не позволено это слышать.

Уна отвернулась к Шэги.

- А я хочу.

Прильнув к сосне, старая боуги поманила Уну поближе. Она наклонилась, и тонкий шершавый пальчик заскользил по лбу, вычерчивая руны; зеркало жаром отозвалось на магию.

Уна не возмутилась, когда боль ужалила её, - а может, сознание, захмелевшее от красоты, свободы и нарочитой чудесности этого места, просто не придало этой боли веса. В кулаке Шэги осталась довольно толстая прядь её волос. Старуха снова пробормотала что-то неясное и швырнула волосы себе под ноги, в топчан слежавшейся хвои; Уна смотрела, как чёрное нечто (уже не часть её тела - как странно) исчезает в другой, ночной черноте. Ей вспомнились перья заколдованной в Хаэдране чайки; где же лорд Ривэн, почему за ней пошёл один Шун-Ди? Неужели он самом деле вовсе не волнуется за неё так, как стремится показать?

О Лисе и спрашивать нечего. Тот совершенно не волнуется - но и не притворяется никогда.

Зелёное, в золотых прожилках пламя охватило участок хвои и волосы Уны. Как только опал последний огонёк, Шэги собрала то, что осталось - пыль? пепел? - и жадно, словно миншийский дурманящий порошок, втянула в ноздри. Зрачки боуги сузились, почти пропали; острые уши напряглись и встопорщились, усилив сходство с одряхлевшим зверьком (как подумалось Уне, с выдрой или енотом), и Шэги заговорила.