Двери за спиной мальчишки скрипнули, и вошёл Бри с десертом - тарелкой медовых пирожных. В последнее время (после отца и дяди) он чаще прислуживал за столом, чем помогал на кухне. На Уну он смотрел с состраданием - или не смотрел вовсе, краснея и простецки ероша чёлку пятернёй. Когда Бри почтительно подходил сбоку, чтобы подсолить ей суп, налить вина или забрать пустую посуду, Уна на пару мгновений задерживала дыхание, чувствуя, как внутри червячком копошится досада - неприятная, похожая на тошноту. Впрочем, скоро она привыкла и научилась не замечать Бри.
Почти не замечать. Вежливо и сухо кивать ему, как всем другим слугам.
Давно пора было сделать это. Теперь есть заботы поважнее. И её уже на самом деле не интересовало, что Бри думает (если что-нибудь думает) о её магии. Занятия с Индрис, естественно, проходят за закрытыми дверями, но глупо надеяться, что хоть кто-то из слуг не знает о них.
Пирожные выглядели весьма аппетитно, но отреагировал на них только Гэрхо - весь вытянулся и подвинулся на краешек стула, поводя носом с горбинкой, точно голодный кот. Остальные ждали ответа мальчишки, который грыз ноготь, пытаясь вспомнить, был ли герб у второго гонца. Наморщенный лоб, которого явно давно не касалось мыло, выдавал напряжённую работу мысли.
- Не помню, миледи... Странно это. Я даже не помню, как он выглядит. Ну, просто человек... В сером. Лошадь гнедая. На шее - какая-то цепь с деревяшкой.
Последняя деталь матери не понравилась, но она повторила благосклонный кивок. Индрис, сидевшая напротив Уны, наклонила голову так, чтобы кипень волос прикрыла лицо, и чётко проговорила одними губами: "Чары отвода глаз". Недавно они целый день посвятили тому, чтобы научить Уну читать по губам - до того, как она не овладеет (если овладеет) техникой проникновения в мысли. Зрачки колдуньи расширились, почти заполнив серую радужку. Зеркало на поясе дрогнуло и вжалось Уне в пояс, будто живое.
Похоже, гонцы привезли далеко не заурядные соболезнования.
Двумя пальцами Уна взяла пирожное с подноса Бри - хотя сомневалась, что еда пролезет ей в горло. Дрожь зеркала передавалась ей, изливаясь онемением и колотьём в пальцах. Голос матери, отдающей распоряжения по поводу гонцов (разместить их в гостевых спальнях южной башни, накормить на кухне...) доносился как бы издалека.
В замке была магия. Новый источник магии. Волшебник.
Уна снова переглянулась с Индрис, но та еле заметно покачала головой. Нужно ждать.
Чуть погодя внесли письма. Одно из них, с печатью рода Элготи, слуга сразу передал матери. А другое...
- Миледи... То есть госпожа... Это для Вас.
И письмо легло на скатерть рядом с Индрис. Люди Кинбралана всё ещё старались не дотрагиваться до неё и не подходить слишком близко - несмотря на то, что с Гэрхо без всяких внутренних препятствий пили разбавленный эль, играли в кости и "лисью нору".
Шёлк платья натянулся на пышной груди леди Моры: она гневно вдохнула, глядя, как Индрис ломает печать на своём письме. Зал от пола до потолка залило напряжённое молчание - лишь Гэрхо, облизывая кончики пальцев, поглядывал на второе пирожное.
Мать, всё больше бледнея, пробежала глазами своё письмо. Неужели не спросит?..
Бри на цыпочках двинулся к двери, но окрик леди Моры остановил его. На её щеках - вместо недавних дружелюбных ямочек - выступили розовые пятна.
- Бри, возьми это, отнеси на кухню и брось в печь, - унизанные кольцами пальцы безжалостно скомкали лист; Уна нервно сглотнула, глядя, как в белом кулаке исчезают мелкие завитушки чьего-то почерка. - Или просто в очаг - как сочтёшь нужным. Сожги так, чтобы ни клочка не осталось. Ты понял?
- Да, миледи, - Бри подскочил и с поклоном забрал комок. Уна видела, что он слегка напуган.
- Я запрещаю кому бы то ни было разворачивать и читать это, - нараспев продолжила мать. Уна давно не видела у неё таких тёмных свирепых глаз - даже на тракте страха в них было больше, чем ненависти. - Ты слышал меня? Кому угодно. Могу и порвать, но хочу, чтобы ты понял, как я доверяю тебе. Сожги это лично, своими руками, Бри. Это ясно?
- Ясно, миледи, - пот выступил над верхней губой у Бри, вокруг пореза от бритвы (Уна раздражённо подумала, что он, похоже, никогда не научится бриться, как подобает мужчине); капельки отчётливо сверкали при свете канделябров и настенных факелов.
Он снова поклонился и вышел - чуть более торопливо, чем всегда.
Уна прикусила изнутри щёку, старательно не глядя на кипящую от злости мать.
Нужно всё-таки попытаться.
- Это было письмо на твоё имя?
- На имя семьи Тоури, - мать откинулась на спинку стула и в несколько глотков осушила бокал с вином. Потом выдохнула, силясь успокоиться. Всё её мягко-округлое, располневшее тело было перекручено, точно в боли. - На твоё и моё.
- От кого?
- От лорда Элготи и его сына.
- Что там было, матушка? Я имею право знать.
Леди Мора улыбнулась, отломив от пирожного крошечный кусочек. Она всегда любила сладкое, а мёд был её отчаянной страстью.