Хроники особого отдела

Старая легенда о Герре, ежевечерне появлявшейся при строительстве замка рыцарям тевтонского ордена, стояла перед разведчиками во всей своей красе в не тронутой временем густой серебряной шкуре. Свесив алый язык, зверь открыл путь и пустыми провалами глаз долго смотрел вслед уходящего от неё за людьми предка.

Замыкавший цепочку Ян обернулся и, полоснув ножом запястье, оставил ей на камне свою дань. Когда он вместе со всеми скрылся за поворотом, кровь, шипя и пузырясь, впиталась в него, словно в песок. Демонический зверь облизнулся и растворился в небытие...

***

Илья шёл со своим отрядом по Кантрштрассе.

Вчера здесь вела бой танковая бригада, с трудом разворачивающая гусеничные тягачи – увы, здешние улицы только казались широкими...

А всего месяц назад на площади Вильгельма слышалась гортанная немецкая речь, песни и ругань.

Илье не нравилось разделение с Яном, и в этой тишине ещё горевшей улицы ему явственно казалось, что, вытянув руку, он брезгливо ощутит перекошенное лицо изнасилованной по ходу движения войск немецкой фрау. Победители занимали столицу Восточной Пруссии, не стесняясь сантиментами.

Группа двигалась к Хабертурму, самой древней восьмиугольной башне в северо-восточном углу замка. Конечной целью перед встречей были подвалы под Серебряной библиотекой, не только собравшей в себе древние книги и раритеты, но и являющейся сердцем «Аненербе». Посмотрев на завалы впереди и потом, на часы, он рыкнул: «Шире шаг!» И раздраженно увидел, как оскалилась его спутница в хищной улыбке ожидания. «Ведьма!» — в который раз утвердился капитан в своих подозрениях.

***

Перед первым своим выходом в составе новой группы Ксения совсем не сомкнула глаз.

Команда вылетела из Москвы в ночь под Пасху. Воспитанная матушкой, девушка всегда строго соблюдала пост и канонически твёрдо блюла староцерковные праздники.

«А Пасха-то ранняя», — почему-то подумала она, замерзая в стылом железе самолёта.

В Кёнигсберге праздничная ночь, словно одев себя в траур по некогда величественному, а теперь полностью разрушенному городу, затянула небо тяжёлыми полными тучами, изливавшими на покрытую копотью и сажей землю очищающий тихий дождь.

…На неё давила эта отсыревшая тьма.

Где-то у реки с басовитыми перекатистыми стонами продолжали, с хрустом и лязганьем, оседать в прах многоэтажные готические постройки. Артиллерия, работавшая прямой наводкой по дуге в несколько километров, утюжила землю, мерными ударами гигантского колокола сотрясая берега и предупреждая: «Кто в Россию с мечом придёт, тот от него и погибнет!»...

А их вёл чудный мохнатый дух.

Воспитанная в вере, Ксения, разделив душу своим бесовским огнём на две половины, приняла Олладия и, заранее чувствуя его приближение, всегда радовалась общению с сумеречным существом.

Она первой увидела труп. Голая женщина с белыми, как молоко, ногами. Отметила, как смутился их капитан. Но война давно закрыла ее сознание перед ужасами сделанного людьми.

Бои в сорок втором году были страшные, а она, беспартийная, числилась, как представитель поповского сословия, да со знанием языков, в лучшем случае, была для всех подозрительной и не потому ли, так быстро разучилась брезгливости.

Её фронт начался с передовой. С рукопашной. Ксения знала, как сложно танкистам, лётчикам, как тяжело в артиллерии, но пехоту сравнивать нельзя ни с кем!

Та первая команда «Вперёд», и ты поднимаешься и бежишь, не понимая и не слыша выстрелов, просто вперёд, на штыки. И тебе не страшно, только на следующий день, видя в чужом окопе изнасилованную, взятую «поиграть» мёртвую девчушку, почти ребёнка — понимаешь, что и тебя могут поймать… вот тогда ты теряешь сон и тебе страшно. И ненависть к этим гавкающим на чужом языке, закутанным в хлопковые шинельки и наши русские бабьи платки существам переполняет тебя. И ты начинаешь любить — свою Родину...

Ей было наплевать на всех зажатых по углам разрушенного города. Потому что она знала, сколько было своих...

«Стеснительный Илюша богатырь», — вдруг подумала она и засмеялась. Шедшие рядом отшатнулись, и летящий следом туман мягко мазнул её по щеке мохнатой лапой...

— Вон проход, — чётко произнесла Ксения. — Нам сюда.

Глава 11

Бернагард очень хорошо помнил, как однажды, вернувшись домой после лекции, проведённой им в практически пустой аудитории, получил повестку:

«Явиться на призывной пункт».

Жена молча собирала вещи. За день до его отъезда они впервые кричали друг на друга. Несмотря на ее слёзы, он не стал просить дядю...

Первое и, пожалуй, единственное неизменное впечатление от Восточного фронта – это непрекращающийся кошмар слившихся в один поток дней и ночей. Русские не знали жалости в бою. Похожие на зверей, они, по его мнению, были страшными злобными существами, не видевшими в своей жизни ничего вкуснее корки хлеб. Они рвали и кусали его солдат, которые, по сути, несли в эту чёрную от грязи и копоти землю свет просвещённой Европы.

В непосредственной близости он столкнулся с этими животными где-то под Смоленском. Нужны были люди для строительства защитных сооружений, и ему поручили подобрать рабочих.