Читаем Хроники. От хулигана до мечтателя полностью

К моему счастью, в тот год на вокальное отделение теноров набралось намного меньше абитуриентов, чем по остальным тиситурам.[2] Это увеличивало мои шансы стать студентом — к слову об упомянутой выше синей птице.

И еще одно знаковое открытие: председателя приемной комиссии звали Виктором Николаевичем, как и меня. Он был старейшим педагогом Гнесинки. Светлая ему память! Виктор Николаевич потерял руку на Великой войне, но это не мешало ему руководить вокальным отделением и растить талантливых воспитанников.

Естественно, что я сразу заметил совпадение. Нервничая, как акробат перед сальто-мортале, я переступил порог кабинета, где проходил экзамен, и, собравшись c духом представился:

— Белан, Виктор Николаевич!

Седой педагог с интересом взглянул в мою сторону.

— Ну, здравствуй-здравствуй, тезка, — усмехнулся он и указал мне, где стать.

— Вас ведь тоже Виктор Николаевич зовут, — сказал я в волнении. — Наверное, это судьба, что экзамен у меня принимаете именно вы...

— Может быть, может быть, — ответил педагог, не прекращая улыбаться. — Давай посмотрим, что ты нам приготовил.

И я запел:


На заре туманной юности

Всей душой любил я милую:

Был у ней в глазах небесный свет,

На лице горел любви огонь.


С ВИКТОРОМ НИКОЛАЕВИЧЕМ СТУЛОВЫМ


Я пел и — очевидно, от нервов — эмоционально размахивал руками. Мне это помогало, а вот приемной комиссии почему-то не нравилось.

Руками можешь не двигать? — спросил Виктор Николаевич, не прерывая романса.

От испуга я запел громче и замахал своими непутевыми конечностями совсем уж неистово. Педагогу пришлось дослушивать меня именно в таком состоянии.

Я вышел из кабинета с опрокинутым лицом. Пугая своим пепельно-бледным видом ожидающих очереди абитуриентов, я спустился вниз, где меня ждала Светлана. Она отвела меня к скамейке, усадила и только тогда осторожно поинтересовалась, как все прошло. Я почему-то кивнул и, кажется, сказал, что все в порядке... Были и другие экзамены. Музыкальная литература, сочинение, посвященное 200-летию со дня рождения Пушкина. В общем, не все так просто...

Всю неделю до их объявления от меня можно было прикуривать. А столичные комары, садясь на мою южную кожу немедленно сгорали, обдавая меня запахом паленой шерсти.

Но настал день, и я, как и многие, дрожащей рукой провел по листку, вывешенному в вестибюле Гнесинского училища.

Мое имя было в списке.

Оно там было! Странно, что я не упал в обморок — щемящего и трепетного чувства такой силы я до того момента не испытывал. Неужели?.. Да, точно... я поступил в Гнесинку!!!

Как хотите, а без Николая угодника здесь не обошлось.




Глава 10

СТУДЕНЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ И ПЕРВЫЕ ЭСТРАДНЫЕ ОПЫТЫ

Что такое Гнесинка • Наша столовка: подносы с едой и нотами • Я, она и резоны ее родителей • Пора входить в шоу-бизнес! • Мои первые съемки и поедание насекомых • Я смотрю свой клип, или «Что это за парень?!» • Моя песня на MTV! • Кастинг в группу: «Делай сольную карьеру, ты не в формате!» • Я расхожусь с родителями Аллы и переезжаю



Современное здание Гнесинского училища, овеянное легендами, отшлифованное крылами витающих над его обитателями муз, — это огромный одиннадцатиэтажный корпус, доверху наполненный звуками, чувствами, мелодиями и неосязаемым духом студенчества. Первокурсники входят в Гнесинку с искрящимися от восторга глазами. Не веря своему счастью, они перепархивают из кабинета в кабинет, от преподавателя к преподавателю.

Занятия — с понедельника по пятницу плюс суббота. Предметы начинались с девяти-десяти часов утра и, с перерывами на отдых и самоподготовку, тянулись до девяти вечера. K девяти утра приходили не все, но это нормально. В 11.45 я, что бы ни случилось, отправлялся на специальность — в это время в моем расписании значились индивидуальные занятия вокалом. Специальность проходила в классе № 49 с видом на Новый Арбат. Это было пафосное помещение с витражом в имперском стиле — сквозь цветные стекла можно было разглядывать Поварскую улицу и Верховный суд. Кстати, упомянутое здание суда позже не раз появлялось в моей жизни, причем в довольно зловещем качестве. Но для беззаботного студента оно выглядело вполне невинно.

Среди изучаемых предметов были: мировая художественная культура, ансамбль, хоровое сольфеджио, оперный класс, танец... Позже добавился итальянский язык, но это случилось лишь спустя два курса.

Обучение музыке не прекращалось даже в студенческой столовой, где мы болтали и репетировали часами. Co стороны это выглядело забавно. На столах в несколько слоев — ноты, поверх них подносы с посудой разной наполненности. А в воздухе — привычные ароматы столовки и непередаваемый гул спорящих и распевающихся студентов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное