Хроники Перепутья

Ведьма наполнила дом нитями, как только поняла, что мальчишка не собирается исполнять обещанное. Касаясь нити, она видела, что происходит с детьми. Она проникала в мысли Маши и Егора, обходя вниманием маленького Платона. Ей вполне достаточно одного младенца, от которого на голову обрушилась неожиданность. Никогда ни один из обманутых ею детей не отправлялся искать украденного брата или сестру. Они довольствовались подаренными кроликами и так же, как их родители, постепенно забывали об утраченном члене семьи. Девчонка не просто отправилась на поиски, каким-то невероятным образом она села в нужный автобус, невидимый простым людям до особого момента, когда мир вокруг истончается и они готовы к переходу. Девчонка прошла через границу. Более того, граница пропустила её, и Лодочник принял её путешествие как должное и напутствовал добрым словом, чего не делал уже давно. Дал на попечение мальчишку, вместо того чтобы лично разыскать Хранителя. Но удивительнее всего, что Маша Звонова, обычная второклассница, разрушила чары, сковывающие дух одного из ведьминых питомцев, и он, жалкий зверёныш, бросил вызов хозяйке. Да, ведьма ждала такого особенного ребёнка, но теперь смутное ощущение угнездилось в груди. Ведьма не признавалась самой себе, что оно напоминает страх. Что-то в ней хотело, чтобы Маша дошла до яблоневого сада, и в то же время сердце просило время не торопиться.

Года брали верх над человеческим телом, силе, что таилась в нём, было тесно. Многослойные кофты и юбки, ярусные платья скрывали зияющие прорехи в складках кожи и сгибах конечностей. Через них проглядывала истинная сущность ведьмы, прикрытая обличьем женщины.

Та женщина попала в лодку, плывущую через границу Перепутья, с перекрёстка двух дорог, по которым убегала из одного города в другой. К концу недолгой и недоброй жизни она видела призраков несчастных детей, которых заманивала лаской, сластями и дивными историями про волшебные яблоневые сады. «Откусишь румяный бок яблочка, и желание исполнится».

За детскими тенями неотступно вставали припорошенные болью и отчаянием родительские тени. Они вглядывались в лицо воровки сперва недоверчиво, после вытягивали невидимые руки прямо к шее ведьмы с одним намерением – вытрясти правду. «Куда девала наших чад?» Подымались из-под земли и другие призраки, чёрные, большие, прорезающие сердце грубым смехом, подобно ржавым ножам. То были люди. Ведьма так и называла их – люди, – когда приводила в их ловушки очередного одурманенного ребёнка. Что люди делали с детьми дальше, ведьма не знала. Люди платили ей золотыми и серебряными монетами, блеск которых затмевал голос совести. Женщина почти забыла своё имя. Она слишком часто меняла имена, переходя от одного «сада» к другому. Но имена детей помнила все до единого. И с лодки молчаливого, страшного, скрытого капюшоном не то скелета, не то возмездия, посланного за ней и прочими беднягами, чей земной срок подошёл к концу, сошла в окружении отзвуков имён, произнесённых детскими голосами. Лодочник не дал совета напуганной, но не раскаявшейся душе, лишь указал на берег:

– Покинь мою лодку.

– Ты даже не сказал, что я могу вернуться, что я всё ещё дышала там, на перекрёстке, в беззвёздной полночи, что у меня ещё было немного времени. – Ведьма сильнее задёргала нити. – Ты не равнодушный. Такой же осуждающий, как и все, друг мой, перевозчик. И тебе есть дело до пассажиров твоей лодки, хоть и утверждаешь обратное.

Лодочник мог бы предупредить её об опасностях Перепутья. О ярмарке, где она, оголодавшая, почти безумная, после воя и кровавого дождя леса отдала часть прошлого – юные и чистые годы своей жизни – за кусок чёрствого хлеба. О Зеркальном озере, из которого вышли похищенные дети и указывали на неё пальчиками. О Сонных холмах, где она, отчаявшись вырваться из плена острых шипов, обнаружила себя в тёплом, пахнущем молоком доме, прижимающей к груди единственного дорогого ей человека – крошку-сына, её милого зайчонка. И о том, как будет она кричать снова и снова, как когда-то давно, когда душа была полна светом и любовью, кричать, понимая, что сына нет. Что она вновь и вновь будет ощущать пустоту, которая так и не смогла заполниться. Потому что в следующий миг сынок оказывался у неё на руках, чтобы через минуту исчезнуть. Появиться, исчезнуть, появиться, исчезнуть. Из шипов она выбралась не собой. Нечто ледяное и тяжёлое проникло в сердце. Спросило: «Чего ты хочешь? Бродить по Перепутью, остаться в шипах? Или стать хозяйкой обоих миров?»

Она ответила не сразу. Сперва побеждали те мысли, что говорили о покое, заслуженном всеми, какие бы поступки ни совершались в беспокойной жизни. Мысли вытеснила тьма, скаталась в непроницаемый шар и увеличивалась. Тьма стала ей второй кожей. Женщина увидела сына, он обернулся серым кроликом, весело повёл ушами. Потом кроликов стало много. Все-все дети пришли, смотрели доверчиво, шмыгали носами и обращались в крольчат. Она увидела, словно приоткрылась дверца в тот, старый мир, сколько детей может забрать, спасти, привести домой.