Хроники Перепутья

Тьма никогда не показывает тьму. Она притворяется светом и даёт ложную надежду.

– Дура, – расхохоталась ведьма, – правильно меня называли люди. Дурой я была. На Перепутье поумнела. А вот ты, Машенька, умнеть не хочешь. Вы, современные дети, до того избалованные, до того переполненные информацией, что вас сперва надо хорошенько опустошить, чтобы заполнить чем-то толковым.

Ведьма тянула нить и следила, как Маша идёт по мосту над бездной. За ней семенил мальчишка-предатель, сомневающийся в себе, но ни на секунду не усомнившийся в девчонке. Ведьма наблюдала, как из пропасти вылетает сияющая Нагай-птица. Тьма, одарившая ведьму силами, встревожилась. Могущественное создание зоркими глазами могло разглядеть тьму и за Машиной спиной, и в Егоре. Ведьма держала невидимой рукой его трусливые кроличьи уши.

– Егор, ну надо же, – ощерила зубы ведьма, когда мальчик пробовал на вкус новообретённое имя.

Нагай-птица не разглядела ведьмы и даже сорвать змеиный браслет, которым тьма отметила девочку, не сумела. Видно, за время, проведённое в Бездне забытых, подрастеряла могущество.

Браслет тоже заставил ведьму поволноваться. Тьма не стёрла начисто женщину, согласившуюся на сделку с одной из сил Перепутья. Ведьма боялась, что тьма покинет её, хотя понимала, всё идёт к этому: тьма подготовила ей преемницу. Как только холод и мрак покинут её тело, она останется один на один с Перепутьем.

На дне колодца тоже сидела тьма. Ведьма служила лишь временным пристанищем магии, тогда как Матерь Ночи сама была древней, изначальной силой, не договорившейся с тьмой, но рождённой из неё и для неё. Если бы она получила девчонку, ведьма никогда не смогла бы править ни в одном из миров. Матерь Ночи забрала бы себе и Машин мир, и Перепутье, и даже тот, что раскинулся за Перепутьем: огромный, беспредельный, непознанный, густо заселённый теми, кто был и кто будет.

Игрой случая ведьме помог свет, посланный Хранителем. Ведьма даже не удивилась. Она лучше других знала, что добро очень часто, само того не ведая, расчищает дорогу злу. Браслет остался на девчонке и облегчал задачу. Тьма коснулась избранницы. То, что напоминало страх, снова шевельнулось в груди, но злоба, рвущаяся из тела, изгоняла сомнения.

– Думаете, вы у цели? – Ведьма рванула все нити разом.

Дом заскрипел.

– Думаете, Исток вам поможет? Вы не знаете, что такое Исток! С какими мыслями по лабиринту к Водам дойдёшь, такую правду они и откроют! А я вам помогу дойти, ой как помогу!

Ведьма выбрала из закутка откормленного кролика. Она закинула зверька в ждущий, распахнутый на животе рот.

– Ешь! – завопила она.

Сила пришла сразу. Закололо кончики пальцев, вспыхнули глаза, лоб покрылся испариной. Вопль перешёл в пение. Ведьма завязывала узлы под напевы заговора.

Глава четырнадцатая. Лабиринт

Маша считала повороты и размышляла над историями про лабиринты. Почти во всех известных ей легендах лабиринты полнились хитроумными ловушками, тупиками и непобедимыми чудовищами: драконами, сфинксами, минотаврами, многоголовыми гидрами или на крайний случай львами. Так что им с Егором повезло: лабиринт ничего подобного не подсовывал. Изгибался поворотами и закутками, вёл себя вполне мирно. Если бы камень не повторял без умолку «оставь меня» и не терзало смутное подозрение, что за ними идёт кто-то невидимый и опасный, то кружение по лабиринту было бы даже увлекательным. Камень Маша сжимала в ладони, приглушая надоевшую просьбу, а вот подозрение заглушить не удавалось. Она слышала, как кто-то напевает странную песню сразу на два мотива и с разными словами, перекрывающими друг друга.

Петляет, петляет, петляет дорожка,
Устали у бедного зайчика ножки,
Ему бы на тёплом остаться пригорке,
Капустки найти или, может, морковки.
Ему бы за ушком хоть кто почесал.
Зачем же из дома малыш ускакал?

Первый мотив звучал весело. Звал подпевать, подпрыгивать в такт. Маша привыкла, что на пути то и дело встречаются кролики и зайцы, в разговорах или, как на ярмарке, в виде игрушек. Из-за кроликов она попала сюда, и Перепутье считало своим долгом напоминать об этом. Маша воспринимала кроликов как знак, что скоро вернёт Костю. Но поверх радостной мелодии слышались другие слова: