Вскоре окончив заочно лингвистическую кафедру при школе навигаторов, открытую в 2057 году, после того, как планировалось заселять первую колонию на Луне, с этим кандидатов на полеты увеличилось, однако для такого столь грандиозного марш-броска времени предоставлялось еще много.
Луалазье два раза выпадал из-за пересдачи. Все же компаниям требовались переводчики, в этом ряду и оказался итальянец из-за своего пристрастия к языкам.
На часто задаваемый ему вопрос филологов, как он относится о плановом введении языка эсперанто между служащими, Доминик отвечал кратко: «С теми, из чужых языков, что оказываются ближе, легче иметь понимание».
На банальный вопрос руководства-нанимателей будущей экспедиции, сколько языков он знает, Доминик декламировал отрывки из заповедей на более распространенных в новое время русском, японском, венгерском, английском и шведском языках.
***
Тусклый свет, изливавшийся из неизвестного источника внутри катакомб, овеял Луалазье одиночеством. Открыв глаза, он не заметил изменений внутри помещения. Опираясь об откос стены, привстал. Сделав несколько шагов, он вспомнил, что голоден по ощущению пустоты в желудке, которое он не сразу почувствовал. Сняв костюм, сделал те же действия, что делал до него Ястребов. Опустошив организм, сквозь синтетическую материю нижнего костюма почувствовал пронизывающий холод, пришлось снова влезть в неудобный при гравитации в ходьбе космический скафандр. Не приходилось забывать и о среде, в которой находились ученые, вспоминая домашнюю обстановку. Здесь осознание чужбины за миллионы километров отчасти усугубляло моральное состояние лингвиста. Неизученные места планеты могли таить неординарные сюрпризы.
Почувствовав тепло правой ногой, внутри космического снаряжения типа «Орлан 6», он осмотрелся. Вспомнил о напарнике, который, возможно, находился рядом с ним. Не заметив никого, продолжил экипироваться. Трудней пришлось с креплением скафандра, в этой спецодежде требовалось, чтоб в дальнейшем его использовании, например для выхода в космос не проникло мелкой детали. Простыми в снаряжении были только баллоны с воздухом, которые были небольшими, так как включали в себя модернизированные ограничители. Углекислый газ, выдыхаемый пилотом, проходя внутренние фильтры, давал дополнительный кислород, повышая запасы этого элемента. Аккумуляторы, поддерживающие работу костюма встроенных теплоэлектронагревателей на рукаве пилота, показывали малый запас энергии, поэтому, обогревшись, Доминик снизил теплоотводы на минимум. Пробурчав что-то на своем языке, выразив недовольство, он, чтобы не замерзнуть, решил идти вперед, что бы там ни произошло.
Тусклый свет становился еще темнее, словно медленно угасая, предрекая уже ставшей ненавистной темноту. Доминик хотел вынуть из кармана запасной фонарь для технических работ, размером с палец, но вспомнил, что потерял его еще в то время, когда они повстречали готического человека на поверхности Марса. Сожалел, что небрежно прикрепил его, спеша к шлюзной камере. Приходилось время от времени включать фонарь шлема, который излучал свет только после того, как его аккумулятор накопил немного энергии. Продвигаясь дальше, почти на ощупь, по наскальным выпуклостям стены, Доминик внезапно прекратил движение, услышав в наушниках треск, похожий на попытки контактного соединения.
– Прием, прием… – слышался голос Линдау.
– Джоанн! – обрадовался итальянец.
– Где вы? Что с вами? Скоро начнется буря!
– У нас все нормально, – почему-то солгал Луалазье, – мы скоро будем…
Связь внезапно оборвалась. Луалазье выругался.
– Как я хочу домой, – Луалазье сожалел, что сказал неправду девушке. – Зачем я соврал ей, теперь она будет нас ждать…
Спустя большой промежуток времени карабканья по стенам итальянец в полной темноте с приступом голода, одиночества и сожаления о том, что сказал Джоанн, от бездействия и отчаяния разлегся на полу пещеры, оперевшись спиной о более ровную поверхность стены.
– Odio questo pianeta8
, – прошептал он.От царившего в тоннелях мороза не спасал теперь даже скафандр. Какая сейчас окружавшая его температура, Доминик мог только догадываться. Аккумулятор, питавший теплоэлектрообогреватели, был на исходе, как и зависимые от него табло: даты, времени, внутренней температуры костюма и температуры снаружи, встроенные на рукаве скафандра. Астронавт ориентировался прежней информацией, когда они были еще вместе с русским. До их перемещения цифровой показатель отмечал минус 98 градусов по Цельсию. Сейчас он мог лишь предполагать, когда снимал костюм, что температура помещений или трущоб поднялась, чтобы он не околел вовсе.
***